Любовь, опять любовь

Она улеглась в постель, решив не думать о Джойс, ибо не чувствовала себя достаточно сильной, чтобы справиться с беспокойством, которое такие мысли всегда вызывали. И без того ее взбудоражил этот визит, как она, впрочем, и ожидала. Ничего страшного, однако, не произошло. То, что объединяло ее и Стивена, никуда не исчезло. Вспомнив трагическую маску на его лице, Сара обвинила себя в эгоизме. Боль, скорбь, страдание… В уме ли он, бедняга? Может быть, девять десятых его разума функционирует нормально, жизнь его исполнена смысла, заполнена полезной многосторонней деятельностью… девять десятых жизни. А одна сторона… оставшаяся одна десятая… Ненормальна, чтобы выразиться проще. Ну и что? Кому от этого плохо? Элизабет? Вот уж нет. Что-то, однако, Сару беспокоило, но она так и не смогла понять, что именно, и с облегчением заснула. Потом резко проснулась, словно бы над нею грянул гром. Луна ушла с небосвода. Сара вспомнила эпизод вчерашнего ужина. Нора передает Элизабет бокал вина, Элизабет улыбается Норе. Да-да. Именно это. Она закрыла глаза и привычным, натасканным на сцене внутренним зрением увидела эпизод снова. Стивен сидит у торца стола, Элизабет — напротив. Нора рядом с Элизабет. Сара воспроизвела их движения, беседу их тел… сочетавшихся тел, привыкших одно к другому. А Стивен? Саре вдруг показалось, что он чужой в своем доме. Нет, это, разумеется, чушь. Мало ли отклонений и всяких чудес видел древний дом на своем веку. Не дом отстранял от себя Стивена. Да и отстранял ли его вообще кто-либо? Он сам сказал, что дружит с женой. По всей очевидности, так оно и есть. Однако Стивен, каким она представила его себе этой ночью, в полусне, сливался в ее воображении с Джойс, полудевушкой-полуребенком, с Джойс, оставшейся на задворках жизни, отвергнутой жизнью. Не странно ли это? Ведь Стивен прочно держит в руках свою жизнь, сросся с нею, его нельзя вообразить вне жизни.

Встав, Сара приняла ванну, понаблюдала за рассеивающимися утренними сумерками. Пять часов. Она тихо спустилась по большой центральной лестнице, отыскала боковую дверь, бесшумно отодвинула засов, вышла. Из-за угла дома прыгнули к ней два рыжих сеттера, слава богу, хоть бесшумно, бешено мотая хвостами, уткнули влажные носы ей в ладони. Не успела она углубиться в сад, как ее догнал Стивен. Он увидел Сару из окна своей спальни. Ночные мысли о Стивене теперь не могли не показаться абсурдными. Она наслаждалась утренней прогулкой, шнырянием собак по кустам, карканьем ворон, щебетаньем птичьей мелочи, устраивающей свои утренние дела. Стивен даже нашел повод упомянуть вскользь Элизабет и Нору:

— Вы, конечно, заметили…

На лице его ни следа беспокойства и уж, конечно, никакого намека на трагизм. Бодрый, уверенный в себе господин средних лет подтрунивал над своей ролью мецената. В юные годы, сказал Стивен, он был «красным», однако не чрезмерно, скорее «красноватым», и окатывал богатых покровителей ледяным презрением.

— Мы знаем, кто мы есть, но не знаем, кем могли бы стать, — процитировал он, и это осталось единственным намеком на темные стороны бытия. — Но если бы мы и вправду знали, кто мы такие, то знали бы и кем смогли бы стать. А, скажите на милость, многие бы это смогли вынести?

После завтрака дети предложили показать гостье все имение — конечно же, по указанию родителей. Вели они себя и здесь безукоризненно, легко подружились с Сарой, и в мозгу ее несколько раз вспыхнула присказка: «Не англы, а ангелы».