Любовь, опрокинувшая троны

– Сделай милость, хлопни ладонью по столу, – попросил кривобокий правитель. – Пусть сюда заглянет кто-нибудь из слуг и позовет бояр. Я должен представить правительству нового патриарха.

* * *

Обретя свободу и новое звание, патриарх первым делом послал за женой, но вернувшийся из Ростова гонец передал, что инокиня Марфа уехала из разоренного города в Москву. Филарет написал в столицу и наконец-то успокоил супругу, каковая уже воображала его растерзанным поляками и отданным на поругание иезуитам.

С самой Марфой и детьми все тоже оказалось благополучно.

Но едва только супруги решили снова съехаться вместе, как началась новая напасть. Польский король Сигизмунд созвал в январе сейм и призвал шляхту к оружию, собираясь посадить на пустой, по его мнению, русский престол своего сына Владислава. Поляки обрадовались и стали нападать на русское порубежье, разоряя Смоленские земли.

Военный лагерь в Тушине пришел в изрядное смятение. Из тридцати тысяч собравшихся здесь воинов больше пяти тысяч были польскими наемниками. Сигизмунд требовал их к себе, одновременно напоминая об обязанности воевать с русскими – и в царском войске воцарилась анархия. Поляки теперь не понимали, кому подчиняться, боярские и стрелецкие полки не знали, как относиться к ним, а Дмитрий Иванович не мог решить, как ему поступить в новых обстоятельствах? Идти на помощь Смоленску, который не признавал законной власти и был верен князю Шуйскому, или радоваться тому, что занятые подготовкой к войне смоляне больше не станут помогать изменнику?

В Тушине началась своя собственная, малая смута – и Филарет немедля предупредил жену, чтобы и носа сюда не казала.

В феврале пришло новое известие: князь Шуйский подарил Швеции все богатые и густонаселенные северо-западные Русские земли в обмен на войско для войны с собственной державой, и уже в марте шведские полки под командованием Якоба Делагарди вторглись в Новгородские земли, двигаясь в сторону Москвы и вытаптывая на своем пути малочисленные отряды боярского ополчения. В конце мая шведы раздавили у Тороповца отряд Яна Кернозицкого, спустя месяц завоеватели захватили Торжок, к концу лета – Тверь.

Шляхту охватила паника. Полякам нравилось безопасно сидеть в окружении Москвы и грабить безоружных селян, прикидываясь то татарами, то шуйскими дозорными, но совсем не хотелось драться с закованными в железо шведскими копейщиками! Между тем русский царь предпочитал воевать руками польских наемников, проливать польскую кровь, сберегая русских воинов для жизни на отчей земле. Поэтому, когда в сентябре польская армия осадила Смоленск, многие шляхтичи кинулись туда, к своему королю – сидеть за звонкое золото в другой осаде.

Оставшиеся поляки совершенно перестали выполнять приказы, требуя, однако, плату за службу, и как можно больше, и с задатком. И хотя шляхты в лагере была всего малая часть, но криков, скандалов и пьяных дебошей от них случалось куда более, нежели от всей остальной армии. Но хуже всего – безумие польских сотен разлагающе действовало на прочие полки…

16 ноября 1609 года

Ратный лагерь возле деревни Тушино

Учитывая походные условия, государыня всея Руси не воспользовалась для передвижения по лагерю каретой, а прошла по центральной улице пешком, остановилась перед шатром атамана Заруцкого. Телохранители откинули полог, нырнули под него, следом скользнули фрейлины. Только после этого царица Марина прошла под натянутую парусину и громко потребовала:

– Иван Мартынович, я желаю, чтобы хоть ты побеседовал с моим мужем! Он совершенно не желает передвигать нашего лагеря! Ни смрад его не смущает, ни собаки, валяющиеся меж палаток вперемешку со шляхтичами, ни вонь от выгребных ям! Ну сколько можно это терпеть, атаман?!

Казаки, коих под навесом перед домом любимого воеводы всегда пребывало в изрядном количестве, притихли. Кто-то побежал в дом, и почти сразу оттуда появился черноусый красавец в атласной рубахе и бархатных шароварах, опоясанный широким кушаком.

– Моя государыня, – склонился в низком поклоне атаман. – Умоляю, государыня, не станем обсуждать дела царские прилюдно! Прошу в дом…

– Здесь обождите, – кивнула свите царица и прошла в избу мимо почтительно склонившегося воеводы.

Казачий командир вошел следом и махнул рукой на дворню:

– Оставьте нас наедине! Богдан, проследи, чтобы никто беседы нашей не подслушал.

Пузатенький казак в белой рубахе – без шапки, с длинным чубом и столь же длинными свисающими усами, кивнул, обнажил сарацинский ятаган, вышел наружу и подпер створку своей широкой спиной.

– Наконец-то! – радостно выдохнула крохотная женщина и подпрыгнула, повисла у могучего воина на шее, прильнув в страстном поцелуе.

– Моя царица! – уже совсем другим тоном ответил мужчина и, подхватив почти игрушечную гостью на руки, понес в опочивальню, осторожно опустил на перину.

– Завязки, завязки! – замотала ногами царица.