Любовь, опрокинувшая троны

– Поехал на охоту и был зарублен злыми татарами. На такие мелкие кусочки, что и опознавать оказалось нечего. Погиб, умер, исчез!

– Но как же… Как быть с тобой?

– Когда я уходил из дома своего воспитателя, Дмитрий Тимофеевич, – признался Дмитрий, – то Григорий Васильевич открыл мне одну тайну. После беды в Угличе мой дядюшка Афанасий сделал для меня вклад в английское торговое дело. На тот случай, коли тайна моя откроется и придется бежать. Дабы я от нищеты не страдал в скитаниях своих. Давно бы сии сокровища потратил, но за ними за море плыть надобно. Вестимо, настала пора воспользоваться дядюшкиной закладкой. Так выйдет лучше всего и для меня, и для всей моей державы.

– Англичане обманут, недорого возьмут, – пробормотал воевода и тоже потянулся к вину.

– На такой случай ты мне из казны немного золота отсыплешь, Дмитрий Тимофеевич, – слабо улыбнулся царь всея Руси. – Ты ведь пожертвуешь на благое дело немного казенных денег?

– Казенная казна – твоя казна, государь, – задумчиво пригладил бороду воевода.

– Вот и договорились, – облегченно вздохнул Дмитрий Иванович. – Ну что, Андрей, поедешь со мной за море?

– Куда же мне деваться, государь? – пожал плечами атаман. – Я матери твоей поклялся за тобой до смерти приглядывать.

– А ты, Петр?

– Не поплыву, – мотнул головой татарин. – Дикие люди, холодные города, чужая вера. Коли ты уходишь, то я в степь уйду.

– Дело твое, Петр, – кивнул Дмитрий. – Неволить не стану. Ну, коли дело решено, станем собираться.

* * *

Путь в заморскую державу путники выбрали самый простой: на север до Ивангорода, а там сесть в порту на корабль, и прямо на остров. Ватага атамана Корелы, узнав о планах государя, уменьшилась почти впятеро – уплывать в далекие края захотелось немногим. Однако даже полусотня всадников с пиками и саблями при небольшом обозе все равно отбивала охоту задавать вопросы у вооруженных отрядов, что иногда попадались путникам на дороге. На постоялых дворах нос в дела проезжих тоже не совали. Раз люди исправно платят за постой – значит народ честный. Чего попусту любопытствовать?

К Рождеству Христову Дмитрий Иванович со свитой наконец-то добрался до Ивангорода и снял небольшой дом под крепостной стеной. И приготовился скучать. До весны и прихода первых кораблей надобно было ждать еще не меньше трех месяцев. А коли весна припозднится, то и четырех.

Однако поскучать не удалось. В феврале шведы накидали на полной промоин лед Наровы жердяных щитов, перешли реку и обложили город заслонами, стреляя из пушек по восточным воротам и требуя впустить королевского коменданта – «по уговору с русским царем Василием».

Ивангородцы в ответ ругались и ворот не открывали. Шведы требовали покорности и тревожили покой горожан редкими выстрелами. Они явно никуда не торопились и хотели заполучить крепость неповрежденной.

Дмитрий Иванович наблюдал эту картину два месяца, поначалу удивляясь смирению горожан перед подобной наглостью, потом злясь, а к концу марта начал приходить в бешенство.

Двадцать четвертого марта он взорвался:

– Да вы кто здесь все собрались, люди русские али бабы трусливые? Сколько можно погань всякую терпеть на своей земле? Отчего отпора не даете схизматикам?! – наорал он на стоящих у восточных ворот стражников.

– Так ведь они держава, а мы что? – уныло ответил один из караульных. – Царь Васька Шуйский нас всех свеям подарил и обороны нашей поддерживать не станет. А куда нам в одиночку супротив всей Швеции?

– Не было никогда царя Шуйского и не будет! – рявкнул на него Дмитрий. – Я есмь русский царь и никому вас никогда не отдавал! На морду мне посмотри, нечто не узнаешь? Вот родинки царские, вот волосы рыжие… Хватит спать! Снимайте тюфяки с башен и за ворота ставьте! Корела, седлайте коней, надевайте броню! Готовьте атаку!

– Да, государь! – встрепенулся атаман, тоже давно озверевший от унылого зрелища. – Сей миг людей подниму!

– Пушки к воротам, служивый, заряжать ядрами! – повторил царь всея Руси. – Когда вернусь, чтобы все было готово!

Он вслед за атаманом побежал к снятому дому. Казаки уже седлали коней, разбирали с возков кольчуги и юшманы, вешали на бока сабли. Двое воинов помогли царю застегнуть бахтерец и подняться в седло, дали в руки рогатину. Полусотня двинулась к воротам.

Ивангородцы, побросав все дела, высыпали на улицы, стали подниматься на стены.

Когда всадники выдвинулись, шесть тюфяков и вправду лежали на земле, смотря жерлами в сторону ворот.

– Как створки разойдутся, сразу пали по шведскому заслону, – приказал Дмитрий Иванович и опустил личину: – Давай!

Полсотни шведских копейщиков, вот уже два месяца скучающих у ворот, услышав скрип опускающегося моста, поднялись, побежали к наваленным у рва фашинам.

– Русские сдаются! – закричал кто-то из солдат. – Они открывают ворота!

Ворота и вправду распахнулись, чтобы тут же ударить по завалу и столпившимся копейщикам крепкими чугунными ядрами. Фашины разлетели в стороны, брызнула кровь, закувыркались куски тел, а из порохового дыма стремительно вылетели одетые в железо всадники, держа в руках низко опущенные копья.