Любовь Орлова в искусстве и в жизни

Сознаюсь, я подумал в этот момент, что, будучи в те годы начинающим литератором, студентом Высших государственных литературных курсов Главпрофобра, я, по всей видимости, если не все, то многие эти спектакли посещал. Самые верхние ярусы в Музыкальном театре имени Вл. И. Немировича-Данченко, как и в других театрах, нами были обжиты весьма основательно, а в дни получения стипендии или при случайном заработке мы появлялись даже в партере. Но если уже в конце двадцатых годов Любовь Петровна и исполняла в этих спектаклях какие-то роли, мне ее не удалось запомнить, как не осталось в памяти и исполнение ролей другими актерами. Нас завораживал сам музыкальный процесс, исполнение же почему-то не оставалось в памяти. Оперетты же нам были по вкусу еще и потому, что это были музыкально-сценические произведения комедийного и даже водевильного, а то и фарсового характера. Они давали нам возможность на какое-то время отвлечься от тягот нелегкой студенческой жизни того времени, вволю послушать музыку.

Кстати, тогда же в некоторых московских театрах появились первые оперетты советских авторов — «Женихи» И. Дунаевского, «Черный амулет», а затем и «Холопка» Н. Стрельникова. Это были уже не французские, не английские и не венские, а наши советские музыкальные комедии с элементами острой сатиры: нашему брату студенту-гуманитарию было о чем поспорить. Но беседа еще не была закончена.

— Впрочем, — продолжал Григорий Васильевич, — ни в одной из этих ролей, как я понял, Любовь Петровна не испытывала большого удовлетворения. Ей нужна была роль, взятая из жизни, из нашей советской действительности. Она мечтала овладеть секретами безукоризненной актерской работы в кино и создать образ молодой советской женщины — своей современницы... Поверьте, — сказал он, поднявшись с кресла, — я был просто поражен тем, как это совпадало с моим тогдашним настроением. Мне давно уже хотелось даже великие исторические события показывать на экране не столь общо и массово, как в фильмах, в создании которых я до этого участвовал, а в масштабе одной человеческой жизни, чтобы индивидуальный характер, внутренний мир героя отражал современную жизнь... Вот тогда-то я и предложил Любови Петровне сыграть поющую и танцующую домработницу Анюту в фильме «Веселые ребята». Она сказала: «Но мы, пожалуй, часто будем спорить... Это не помешает работе?» Как я мог ответить на этот вопрос? «Ничего страшного, — сказал я. — В спорах рождается истина».

Григорий Васильевич поднялся с кресла, открыл книжный шкаф, взял с нижней полки экземпляр своей только что вышедшей в Политиздате книги «Эпоха и кино» и красным фломастером на ее титульном листе написал: «Алексею Владимировичу Романову — с чувством уважения, дружбы и симпатии. Гр. Александров. Внуково. 1-го сентября 1976 г.»

— Обращаю ваше внимание на то, что я пишу здесь «Внуково», хотя мы с вами беседуем в Москве. Делаю я это потому, что дачка во Внукове — это наше с Любовью Петровной любимое гнездо. Десятилетия, что мы прожили там, сделали это место особенно дорогим для нас. Там я много работал и над своими сценариями, и над этой книгой. Там я встречался с друзьями в лучшие минуты нашей жизни. Вы бывали у нас, и я очень хочу, чтобы вы вновь посетили меня именно там...

Прежде чем вручить мне свою книгу со столь лестным для меня посвящением, он открыл 173-ю ее страницу и вслух прочитал абзац, который, как мне показалось, был ему в этой книге особенно дорог:

Фото Л. Орловой с дарственной надписью И. Дунаевскому

«...Любовь Петровна вскоре стала моей женой. Ее требовательное отношение к искусству стало для меня путеводной звездой. Еще до того как любой мой литературный или режиссерский сценарий становился предметом обсуждения на художественных советах разных ступеней и рангов, он получал пристрастную, требовательную оценку Орловой, которая никогда ни в чем не прощала мне измены вкусу, профессиональному мастерству. Она во всех моих начинаниях была не только сурово-беспощадным критиком, но и другом-вдохновителем и неоценимым помощником. Достаточно ей было попробовать на слух кусочек сценария, который в состоянии блаженного благополучия пребывал до этого на моем рабочем столе, и все несовершенство не до конца выписанного литературного материала открывалось мне воочию. Я снова усаживался за работу».

— Вот так, — сказал он, на минуту закрыв глаза и задумавшись. — Вот так, — повторил он, — это как на духу... Это — исповедь...

Л. Орлова и И. Дунаевский

Позднее, размышляя о том, какое впечатляющее значение придавал Григорий Васильевич музыке, пению и танцу в становлении Любови Петровны как актрисы подлинно народной, я поймал себя на мысли, что это ее становление началось раньше, много раньше и Периколы и Анюты. Об этом как-то очень непринужденно и весело рассказал драматург Иосиф Прут в статье «Чудесный дар».