Любовь Орлова. Жизнь, рассказанная ею самой

Притворяться, что мне приятно чье-то общество, умею великолепно, но это в том случае, когда речь не идет о любви. Должна признать, что умение изображать любовь могло бы существенно помочь мне в молодости, когда я только начинала пробиваться к славе. Иногда я даже слышала от других актрис, считавших себя моими подругами, советы насчет того, что легче уступить кому-то, притвориться влюбленной, чем простаивать ежедневно по нескольку часов у станка[19]. Я отвечала, что каждый сам решает, что ему легче – уступать или стоять у станка. Слов «уступать», «уступка» я не выношу. Это не мои слова.

* * *

– Как артистка Орлова познакомилась с режиссером Александровым? – спросил Сталин где-то на третьем или четвертом месяце нашего знакомства. – Кто кого выбрал – артистка режиссера или режиссер артистку? Как принято у вас в кино?

Вопрос мог показаться неожиданным или даже нескромным, но я поняла его правильно. Сталину было интересно все, что связано со мной, вот он и спрашивал.

– Как принято, я не знаю, – ответила я. – Наверное, никак не принято. А кто кого выбрал, мы так до сих пор и не решили…

Наше знакомство с Г.В. произошло именно тогда, когда мы оба нуждались друг в друге. Ему была нужна актриса, умеющая держаться перед камерой, петь, танцевать, «пленять и очаровывать», как он говорит, а мне нужен был режиссер, способный раскрыть все мои задатки. Не стану кривить душой – театральная сцена, тем более такая, на которой я тогда выступала[20], была мне тесна, мала.

Настал день, когда я поняла, что больше уже ничего здесь не достигну, и стала поглядывать по сторонам. В этот самый момент судьба послала мне Г.В. Едва начавшись, это наше знакомство рисковало прекратиться навсегда. «Вы вылитая Марлен Дитрих!» – сказал мне Г.В. с таким видом, будто отпустил комплимент (так оно, впрочем, и было). Я вспыхнула, вскочила на ноги, да так резко, что опрокинула стул (мы сидели за столом), и со всей строгостью, на которую только была способна, заявила: «Потрудитесь, пожалуйста, запомнить, что я, Любовь Орлова, похожа только на саму себя и ни на кого больше!» Г.В. понял, какой пожар мог вспыхнуть от этой искры, и повел себя самым правильным образом – попросил прощения и сменил тему. Позже, упоминая о М.Д. в разговоре или когда мы натыкались на ее фотографию во время разглядывания альбомов, он опасливо косился на меня. И совершенно напрасно косился, потому что я хорошо отношусь к М.Д., это актриса, обладающая большим дарованием, только не надо сравнивать. Женщины не любят сравнений, а актрисы тем более. И не правы те, кто в Марион Диксон[21] пытается правдами и неправдами углядеть М.Д. Да, инициалы совпадают, но не более того. Имя Марион – звучное, характерное, иностранное, и в то же время оно созвучно русскому имени Мария. Фамилию Диксон Г.В. предпочел по созвучию с жаргонным словом «Дикси», которым в Америке называют южные штаты. Намек, аллюзия. Дикси – работорговля – черный ребенок – страх Марион. Кстати, в первоначальном варианте сценария (точнее – в одном из первоначальных) Марион в конце фильма заявляла, что желает сменить имя и фамилию. «Я больше не хочу быть Марион Диксон! – заявляла она. – Пусть старое имя останется в прошлом и с ним уйдет из моей жизни все плохое! Теперь я – Мария Денисова!» Лично мне эта сцена не понравилась. Зачем менять имя? «С ним уйдет из моей жизни все плохое»? Попахивает каким-то дремучим суеверием и вообще выглядит немного неестественно. СССР – многонациональная страна, у нас множество самых разнообразных имен и фамилий. Никто не переделывает их «под одну гребенку». Я сказала свое мнение Г.В., он задумался, но согласился со мной не сразу, а лишь после того, как кто-то (кажется, это был И.О.[22]) заметил ему, что имена обычно меняют преступники, желая избежать поимки, и что в случае с Марион сразу же возникают не самые лучшие ассоциации. Так она и осталась Марион Диксон.