Если мы [пастыри. — Сост.]
имеем повеление неусыпно заботиться о душах их, [пасомых. — Сост.] как обязанные дать отчет (Евр. 13, 17), тем более — отец, который родил сына, воспитал и постоянно живет с ним. Как не может он прибегать к извинению и оправданию в своих собственных грехах, так точно и в проступках детей. И это также ясно выразил блаженный Павел. Заповедуя, каковыми должны быть принимающие начальство над другими, он вместе со всеми другими необходимыми для них качествами требует и попечительности о детях, так что нет нам извинения, когда дети у нас развратны (см. 1 Тим. 3, 4, 5). И совершенно справедливо! Потому что, если бы порочность в людях была от природы, то иной имел бы право прибегать к извинению; но так как мы бываем и худы, и хороши по свободной воле, то какое благовидное оправдание может представить допустивший до развращения и порочности (сына) любимого им больше всего? То ли, что не хотел сделать его честным? Но ни один отец не скажет этого; потому что сама природа настоятельно и непрерывно побуждает его к тому. Или то, что не мог? Но и этого нельзя сказать; потому что многое — и то, что он взял сына (на свое попечение) еще в нежном возрасте, и то, что ему первому и одному только вручена власть над ним, и то, что он постоянно имел его при себе, — делает для него воспитание (сына) легким и очень удобным. Таким образом, развращение детей происходит не от чего другого, как от безумной привязанности (родителей) к житейскому: обращая внимание только на это одно и ничего не желая считать выше этого, они необходимо уже не радеют о детях с их душой. О таких отцах я сказал бы (и никто пусть не приписывает этих слов гневу), что они хуже даже детоубийц. Те отделяют тело от души, а эти то и другую вместе ввергают в огонь гееннский; той смерти подвергнутся неизбежно по естественной необходимости, а этой можно было бы и избежать, если бы не довела до нее безпечность отцов. Притом смерть телесную сможет уничтожить воскресение, как скоро наступит оно, а погибели души ничто уже не вознаградит; за ней следует уже не спасение, а необходимость вечно страдать. Следовательно, мы не несправедливо сказали бы, что такие отцы хуже детоубийц. Не так жестоко изострить меч, взять его в правую руку и вонзить в само горло сына, как погубить и развратить душу; потому что ничего равного ей нет у нас. [1, с. 154]* * *
Горе тому, кто говорит отцу: «Зачем ты произвел меня на свет?», а матери: «Зачем ты родила меня?»… Ужели возможно для кого-либо сказать своему отцу: зачем ты меня родил, или своей матери, зачем ты меня зачала? Если первое свойственно безумному. то тем более свойственно безумному второе. Ты не обвиняешь природу в такой вине, но Меня, Который есть господин природы, почему ты осмеливаешься обвинять в такой вине? Ты говоришь: почему Бог сотворил людей? Где — рождение по законам природы, там как у отца, так и у матери существуют многочисленные скорби; о них ты не спрашиваешь. Напротив Меня ты призываешь на суд. Почему Он здесь сказал о рождении и о зачатии? Чтобы принять на Себя Самого то и другое расположение родителей, и показать, что причиной того есть также Он — милосердый Бог. В ином месте говорится: как отец ущедряет сынов, так Господь ущедрил боящиеся Его
(Пс. 102, 13); а также: есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ем камень? (Мф. 7, 9); кроме того, в этой же самой книге ниже: забудет ли женщина грудное дитя свое, чтобы не пожалеть сына чрева своего? но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя (Ис. 49, 15). Родители имеют весьма большую заботу, больше которой невозможно найти, но промышление Божие превосходит и ее. Здесь указывается тоже, именно, что Он заботится о Своих служителях подобно родившей их матери и подобно отцу промышляет обо всем, все располагает и есть причина всего. [4, с. 1071–1072]* * *
Чтобы отсечь сами корни (зла), пусть те, которые имеют детей, находящихся в юношеском возрасте, и намереваются ввести их в мирскую жизнь, скорее соединяют их узами брака. Так как еще в юности возмущают их страстные пожелания, то до времени брака воздерживайте их увещаниями, угрозами, страхом, обещаниями и другими безчисленными средствами; а когда наступит пора брака, — пусть никто не медлить связывать детей своих брачными узами. Не правда ли, что я говорю точно сваха; но я не стыжусь говорить это, потому что и Павел Hie стыдился, когда говорил: Не уклоняйтесь друг от друга
(1 Кор. 7, 5). Этого, по-видимому, более надлежало стыдиться, однако, он не стыдился, потому что обращал внимание не на слова, а на поступки, которые (хотел) исправить при помощи слов. [6, с. 719]* * *