Любовь Панка

— Нет, — прорычал он, бросив на меня взгляд, полный отвращения. — Я никогда не изменял тебе. Я просто говорю, что было бы неплохо знать, что если я когда-нибудь совершу ошибку...

— Это не ошибка, если ты можешь ее предсказать, — заметила я, прервав его слова.

Он невесело усмехнулся.

— Ну ладно. И я должен сидеть здесь и притворяться, что у тебя никогда не было почти ой-ей поцелуя с Брентом в тот день на пляжной вечеринке? Что ты, возможно, изменяла мне с этим придурком?

— Никогда! — выпалила я, скандаля. — Мы с Брентом просто друзья. Мы никогда не целовались. Он так много переживает из-за своей мамы. Но, очевидно, ты хочешь встречаться с другими людьми.

— Я не хочу встречаться с другими людьми. — Он внезапно затормозил посреди улицы. Дорога была пуста, но я все равно задыхалась. Мы оба одновременно отстегнули ремни и вышли из машины. Видимо, нам обоим понадобились жесты рук, чтобы передать друг другу то, что мы хотели сказать.

Мы обогнули машину и встали друг напротив друга, наши позы кричали о режиме борьбы.

— Что, черт возьми, на тебя нашло? — потребовала я. — Ты как будто хочешь со мной ссориться.

— Что на тебя нашло? — прошипел он в ответ, каждое слово было наполнено злобой. — Я тебя уже не узнаю. Когда ты в последний раз одевалась как Старый Медоед, или читала книги наших любимых философов, или приходила на демонстрацию, или, черт возьми, не знаю, НЕ ЖРАЛА МОЛОЧНЫЕ ПРОДУКТЫ.

Ах. Вот оно. Мой самый большой страх. Что все мои маленькие изменения личности за два года, что мы были вместе, будут накапливаться, пока я не перестану быть узнаваемой для него, потому что в глубине души я попала в этот мир панк-рока по неправильным причинам. А именно, ради него.

— Я не знаю, что с ней случилось, — тихо сказала я, делая шаг назад. — Я не знаю, где сейчас эта Лара. Иногда мне кажется, что я была ею только для тебя. Прости. Я просто взрослею, чтобы стать... кем-то другим, кем ты меня считал, наверное. — Я потерла подбородок. У меня был упрямый прыщ, и я соскребла его, оставив за ним кровавый след. — Послушай, нам нужно поговорить.

— Нет, черт. — Он фыркнул, повернулся ко мне спиной и зашагал к заднему сиденью машины, загребая руками волосы – те самые волосы, которые были у него, когда мы только познакомились.

И тут меня осенило.

Я посмотрела на переднее колесо со стороны водителя, потом посмотрела на Алекса.

Снова на колесо...

— У тебя не спустило колесо, — сказала я, а не спросила. Он застыл на месте, повернувшись ко мне спиной.

Я знала Volvo Алекса вдоль и поперек. Каждую вмятину и маленькую царапину на ней. В конце концов, мы столько времени проводили в ней. И я случайно узнала, что на переднем колесе его машины есть пятно старой белой краски. То самое колесо, которое, как он мне сказал, ему пришлось заменить.

— Отвечай. — Мой голос стал жестким, а мысли перешли на повышенные обороты. Он солгал мне.

Он нагло лгал мне.

Он никогда не делал этого раньше.

— Нет, — тихо признался Алекс, по-прежнему не поворачиваясь ко мне. — У меня не спустило колесо.

—Где ты был? — Мой голос дрожал. — С Еленой? С Эйнсли?

Он откинул голову назад и засмеялся. Возможно, это было самое болезненное, что он когда-либо делал. Смеяться таким образом. Потому что это напомнило мне обо всем том, во что я влюбилась. Его грубая, мужская красота. Сочетание его твердости и мягких глаз.

Он повернулся на пятках, прижав меня к себе взглядом, от которого у меня застыли все кости. Он не испугал меня, как таковой. Но в его взгляде была та же холодность, которая заставляла других людей опасаться его.

— Я был с родителями. Мы обсуждали мои планы на Швецию. В конце концов, мне не обязательно проходить здесь предварительную медицинскую подготовку. Я переезжаю через четыре месяца, сразу после окончания университета.

Мое сердце рухнуло, но не кирпичик за кирпичиком, а листами. Как выпавший снег. Было такое ощущение, что он залез в мою грудную клетку, вырвал ее и сжал, пока она не истекла кровью. Красная, ненужная губка.

Четыре месяца.

До его отъезда оставалось всего четыре месяца.

И судя по тому, как он говорил, он совершенно не собирался пытаться сохранить эти отношения на расстоянии.

Алекс закрыл глаза. Когда он снова открыл их, в них не было никаких эмоций. Я подумала, не является ли он хотя бы немного социопатом. Ведь перейти от той одержимости, которую он испытывал по отношению ко мне, к пустоте - это уже крайность. Как будто в тот момент, когда он понял, что уходит, он отрезал свои эмоции от остального тела. Он опустил голову на руки.

— Вот почему я опоздал. Дело не в спущенном колесе. Это мои родители, по сути, дали мне понять, что я должен начать искать возможность заказать билет в Швецию.

— Ты солгал мне, — прошептала я.

Я не знала, почему меня волновала эта информация, когда перед нами вырисовывалось нечто гораздо большее. Эта дурацкая спущенная шина.

— Да. — Алекс опустил глаза. — Извини.