Когда ее скромность исчезла, Бриана начала гордиться тем, что Шункаха находит ее желанной, всегда страстно хочет ее, и прикосновения ее рук доставляют индейцу удовольствие. Это давало ей ощущение власти. Она знала, что может возбудить его, что ее поцелуи заставляют Шункаха дрожать от желания. Бриана становилась все смелее, открыто заигрывала с ним, прибегала к своим женским хитростям, немилосердно дразня его. Потом он брал ее на руки и, меняясь ролями, целовал и ласкал, пока она не начинала постанывать от наслаждения.
Подобно Адаму и Еве в Раю, они резвились на протяжении теплых летних дней, не задумываясь о будущем, Они жили от восхода до заката, принимая каждую минуту такой, какой она была.
Шункаха и Бриана исследовали каньон, прогуливаясь босиком, останавливаясь, чтобы посмотреть на шалости забавных бурундучков, или растягивались на шелковистой траве, чтобы полюбоваться кудрявыми облаками. И очень часто пламя страсти настигало их тут, и они любили друг друга под бескрайним голубым небом, не имея сил разомкнуть руки, быть рядом и не прикасаться друг к другу.
Они каждый день купались в пруду. В первый раз Бриана отшатнулась шокированная, когда Шункаха взял мыло и начал мыть ее груди. Купание считалось интимным делом. Но он быстро потушил все протесты, и она подумала, что никогда прежде не испытывала от купания столько удовольствия, как теперь…
Он отдал ей мыло, и она отплатила ему тем же. Какое замечательное ощущение — тереть намыленными ладошками его мускулистую грудь, и мощные плечи, и длинные руки, и широкую испещренную шрамами спину… Как прекрасно видеть, что глаза Шункаха затуманиваются от страсти, чувствовать, как его тело подрагивает рядом… Она никогда не знала такой радости, такой общей несдержанности, такого блаженного завершения.
Они пробыли в каньоне около шести недель, когда Шункаха сказал, что им придется уезжать.
— Уезжать? — спросила Бриана, не желая расставаться с местом, где они познали такое счастье. — Почему?
— У нас почти закончились продукты, и здесь недостаточно травы, чтобы прокормить лошадей зимой.
Бриана кивнула. У них сейчас было шесть лошадей: две, взятые у дяди, и четыре, принадлежавшие тем ужасным людям, которые хотели надругаться над ней. Оглянувшись вокруг, она увидела, что трава начинает желтеть. И деревья, бывшие совсем, казалось, недавно такими зелеными, теперь приобретали яркие красно-золотистые оттенки осени.
— Куда мы поедем? — спросила она.
— К Лакота.
— В резервацию?
— Нет, я никогда не вернусь туда. Мы присоединимся к Неистовой Лошади.
Бриана ощутила страх от одного упоминания имени. Неистовая Лошадь! Он воевал с белыми, нападая, убивая, преследуя, то и дело ставя армию Соединенных Штатов в дурацкое положение.
Бриана посмотрела на Шункаха Люта.
Он был индейцем, и она нежно любила его, но мысль о жизни среди сотен индейцев пугала.
— Ты хочешь, чтобы мы поехали куда-нибудь еще? — спросил Шункаха.
— Да.
— Куда?
На это у Брианы не было ответа.
— Тогда мы поедем к Лакота, — решил Шункаха.
— Я… я боюсь.
— Мой народ не причинит тебе зла.
— Но они и не будут любить меня, — возразила Бриана.: — Они будут ненавидеть меня, потому что я белая.
Шункаха Люта глубоко вздохнул. В том, что сказала Бриана, была доля правды. Раньше Сиуксы терпели у себя соплеменников Брианы без вражды, но сейчас, когда все больше и больше белых наводняли не принадлежавшие им земли, убивали буйволов, нарушали договоры, их всех ненавидели.
И все же, куда еще им пойти? Он не может жить среди
— Мы поедем туда только на зиму, — сказал Шункаха, — летом, возможно, мы вернемся сюда.
Бриана кивнула, но на сердце было тяжело. Она не хотела жить среди дикарей, не хотела проводить долгую, холодную зиму с людьми, которые относились бы к ней как к врагу.
— Как скоро нам придется ехать?
Шункаха намеревался покинуть каньон утром, но смягчился, увидя страдания на лице Брианы и зная, как она любила их пристанище:
— Мы останемся еще на два дня.
«Два дня,» — подумала Бриана. Это немного, но она поклялась себе сделать их самыми лучшими.
Шункаха крепко обнял ее в ту ночь. Зная, как она расстроена из-за того, что им придется покинуть этот райский уголок, он любил ее ласково. Поцелуями и каждым нежным прикосновением Шункаха говорил, что любит, что будет заботиться о ней, что ей не нужно одобрение других. Он любил и надеялся, что этого будет достаточно, надеялся, что чувство Брианы настолько же сильно, и они смогут пережить предстоящие месяцы.
Бриана горячо льнула к нему. Он был самым надежным в жизни, и она во всем полагалась на него: в еде и крове, в защите и общении, в любви и радости. Без Шункаха она снова станет одинокой, ей некого будет любить, и никто не будет любить ее.