Любовь, пираты и...

Так я писал когда-то, а теперь могу прибавить: для написания романа – настоящего, интересного романа или сценария – нужно сочетание как минимум трех компонентов.

Во-первых, где-то на уровне подбрюшья или желудка нужно иметь капсулу с тем, что по-английски называется massage, послание. То есть должно родиться Нечто, что ты хочешь сообщить людям, и это Нечто должно быть таким важным, выжигающим душу и объемным, чтобы его хватило на год работы. Потому что это внутреннее послание – двигатель и паровоз, который протащит тебя через всю остальную мучительную и трудоемкую работу над фабулой, характерами, стилем и прочими составными твоей книги. Поясню на своей практике.

«…Показательно награждать президентским призом фильм „Ванечка“ Елены Николаевой – женскую истерику в вульгарных сериальных формах – на таком (имени Андрея Тарковского) фестивале категорически не стоило».

Это не я написал, это цитата из газеты «Время новостей» (16.07.2007), но я целиком присоединяюсь к такой оценке фильма. Больше того, как автор сценария, считаю нужным с прискорбием добавить: в марте 2006 года продюсеры фильма «Ванечка» пригласили меня посмотреть это, почти готовое к тому времени, кино. Я пришел на их студию, просмотр начался, но уже после первых сцен меня потянуло на рвоту от бездарности и пошлости каждой сцены и графоманской отсебятины в диалогах и стихах, приписанных мне титрами этого фильма. Вульгарность, пережимы, наигрыш и пошлость всего, что я видел на экране, настолько резали глаза и душу, что на двадцатой минуте я остановил просмотр, сказал продюсерам, что это не фильм, а полное дерьмо, и ушел, услышав в ответ, что, оказывается, и сценарий мой был дерьмо.

Что ж, сценарий я опубликовал – судите сами!

Не знаю, испытывают ли женщины рвоту после аборта, но после того просмотра у меня было полное ощущение, что г-жа Николаева сделала мне самый что ни на есть аборт. И это было больно вдвойне, потому что замысел «Ванечки» родился из факта моей собственной биографии, затем, еще в 1977 году, он в виде рассказа «Сумасбродка» был опубликован в «Советском экране» и с тех пор аж до встречи с Николаевой весной 2005 года хранился в моей душе как один из самых заветных.

Какой потенцией и силой должен был обладать этот замысел, если, пролежав даже тридцать лет, он сумел тронуть души инвесторов настолько, что они выложили на проект почти два миллиона долларов!

И черт меня дернул доверить его Николаевой!

Главную героиню, которая, как тысячи ее сверстниц, была влюблена в Сергея Бодрова и в стихах открывала эту влюбленность приемной комиссии ВГИКа, в фильме принимают на АКТЕРСКИЙ факультет ВГИКа совсем за другие, графоманские стихи, которые Николаева без всякого разрешения приписала автору сценария…

Впрочем, я не буду анализировать то, что сделала г-жа Николаева из моей истории. В книге «Монтана, Ванечка и другие» вы можете прочесть, что было в ней ДО того, как Николаева сделала из нее свое так называемое кино. Как говорили когда-то замечательные сценаристы Валерий Фрид и Юлий Дунский, каждый фильм – это кладбище сценария, и г-жа Николаева подтвердила это, изуродовав и похоронив моего «Ванечку» в кладбище своих литературных амбиций.

Мир твоему праху, «Ванечка»!

* * *

А я возвращаюсь к тому, с чего начинается замысел.

До эмиграции из СССР я никогда не писал романов и не учился этому ремеслу. Я не задумывался над композицией «Войны и мира», не изучал стиль Достоевского или Набокова. Я был запойным читателем, профессиональным журналистом и начинающим киносценаристом с несколькими удачными и неудачными фильмами за плечами. Но моя ненависть к системе, которая заставила меня покинуть страну, где я вырос, добился успеха и женской любви, была так велика и так, я бы сказал, яростна, что ее, как двигателя, хватило на романы «Красная площадь», «Журналист для Брежнева», «Чужое лицо», «Красный газ», «Русская семерка» и еще несколько. Из-за нее я взял на себя миссию рассказать инопланетянам, то есть западному обывателю, что такое будничная, изо дня в день жизнь советского человека под прессом тоталитарного социализма на всех его социальных уровнях – от тюрьмы до Кремля.

И рассказать не так, как писали об этом советологи и самиздатские публицисты, чьи статьи изучались в европейских парламентах и университетах, а так, чтобы это прочли и пассажиры в нью-йоркском метро, которые – я видел – читают только триллеры и детективы в бумажных обложках.