Любовь по-французски

Маргарита очень рано лишилась родителей. Бедняжка осталась с восьмьюдесятью тысячами франков годового дохода и на попечении тетки с материнской стороны, все еще привлекательной вдовушки, которой стукнуло сорок так недавно, что об этом не стоило и говорить, и которую нельзя было упрекнуть в бесчувственности к воздыханиям влюбленного сердца. За год или за два до описываемых событий я оказался весьма глубоко и весьма знаменательно влюбленным в нее (я говорю о тетке), и это мне стоило бог весть скольких мучительных часов смертельных страданий, надежд и планов, но не привело ни к каким последствиям, ибо чувство это овладело мною как раз накануне того достопамятного дня, с которого начинается эра моих философических увлечений. С тех пор я обо всем этом не подумал ни разу, даже в те восхитительные моменты, когда дремлющая душа, не успев проснуться, вновь засыпает; и моя ничем не возмутимая память, столь верная бабочкам и мушкам, наверное, забыла бы самое имя тетки, если бы у нее не было племянницы. Мне не приходится говорить, что возраст и невинность этого очаровательного ребенка (о племяннице сейчас идет речь) разверзали между нами непреодолимую пропасть. Но восемьдесят тысяч франков годового дохода! – вот что было много хуже, ибо если я и обладал подобной суммой, так только в виде долгов.

– Ты не выполняешь наших условий, – сказал мне однажды Амандус, – ты смотришь на ложи!

– Лишь подобно тому, как души детей, умерших без крещения, снизу взирают на божью обитель, – отвечал ему я, – не требуя в ответ взгляда из сих горних мест. Впрочем, у меня к тому есть основания, и я не собираюсь делать из этого тайну. Время бежит беспощадно, а мы мним остановить его, отдаваясь часам безумных наслаждений; и сколь бы мы ни были сейчас молоды и хороши собой, есть опасность, что, подобно семерым мудрецам Греции, состаримся и мы. У тебя еще есть надежда на мирное существование среди приятных досугов праздности и благородного времяпрепровождения – охоты на лисиц в чащах Вюльпиньера; все это, конечно, в том случае, если твой дядюшка, обезоруженный поведением более примерным, чем твое нынешнее, соблаговолит оставить тебе после своей смерти, которая не заставит себя долго ожидать, обветшалый замок, голубятню и заросли кустарника. Мне же не приходится рассчитывать ни на дядюшку, ни на вотчину, ни на голубятню, ни на кустарник, ни на лисиц; было бы уж и то хорошо, если б вслед за тем, как мои кредиторы поделят оставшиеся после меня пожитки, удалось найти публику достаточно приличного свойства, чтобы читать, а главное – покупать, мои романы! Стало быть, мне необходимо вдохновиться образом, который навсегда поселится в моем сердце, необходимо мечтать о каком-нибудь прелестном личике, лелеять его и мысленно ласкать; и раз оно мне встретилось, я беру его!

– Малютка Маргарита! – произнес Амандус, настраивая бинокль и наводя его с наглой бесцеремонностью на то небесное личико, на которое, преисполненный чувства восторга и преклонения, я не смел и взглянуть. – А ведь, право, она чертовски хороша. Спасибо, что ты мне ее показал. В ней, если говорить твоим языком, есть нечто волнующее воображение и в то же время успокаивающее сердце, какая-то рафаэлевская нежность, не правда ли? Когда смотришь на нее, то сам делаешься более чистым, а когда думаешь о ней, становишься лучше. Чудесное преимущество невинности, необъяснимое влечение, которое вызывают в нас души возвышенные! Увы, мой добродетельный друг! Какой жемчужиной, каким алмазом сверкала бы она где-нибудь за прилавком в магазине мод или в толпе фигуранток! Все испортила слепая фортуна, но ведь она никогда иначе и не поступает. Право же, судьба глупо и зло подшутила, поместив эту прелестную мордашку в собственную карету, вместо того чтобы показать ее нам сегодня, освещенную лампами, в кулисе вздохов.

Меня передернуло от возмущения: кулиса вздохов была четвертая слева.

– Итак, вдохновись, – продолжал Амандус, положив голову мне на плечо и развалившись на диване, к моему великому негодованию, ибо Маргарита могла нас увидеть. – Вдохновись Маргаритой, если только это тебе подходит, потому что, более чем когда-либо, я нуждаюсь в твоем вдохновении. Пиши романы, Максим, пиши романы! А мой роман, если только не ошибаюсь, идет к счастливой развязке. Мой дядюшка сейчас ко мне достаточно благорасположен, и я знаю, что он намерен обеспечить меня своим жиденьким состоянием в день, когда я совершу свой первый благоразумный поступок – вступлю в законный брак.

– Вступить в законный брак! – воскликнул я. – Этого не может быть, Амандус. Неужели ты думаешь жениться?!