— Всё решает Татьяна. И Волков, — Матвей смерил Кирилла взглядом. — Моя бы воля, я бы тебя, просто, устранил. Повезло, что Верховный у нас имеет обострённое чувство справедливости, а Татьяна, как большинство самок, склонна сирых и убогих жалеть. Но имей в виду — глаз не спущу! Только дай мне повод — с радостью сверну шею.
Кирилл дернулся и обернулся.
Миг — и на земле стояли два зверя — очень крупный светло-серый и не менее внушительный бурый.
Звери уставились друг другу в глаза, низкое рычание пригнуло невольных свидетелей.
Звери не спешили вцепляться, каждый пытался подавить волю другого, сломать, подчинить, покорить.
Волки сопровождения, чуть не ползком, отходили подальше от двух впавших в боевой транс альф. Один скользнул на крыльцо и ввалился в дом.
Но Верховный и сам почувствовал, что на улице неладно. Одним прыжком вылетел наружу, мгновенно оценил картину.
Секунда — и на готовых вцепиться друг другу в глотки волков, обрушился волколак.
Схватил за шиворот одного и резко бросил на землю, вышибая воздух из лёгких. Одновременно отвесил увесистую оплеуху второму, от которой тот, кубарем, покатился по двору.
Волколак на этом не успокоился — подтащил серого к бурому и встал над ними. Навис, низко рыча.
Оба волка лежали, не двигаясь, всем видом показывая, что покорны, приняли наказание и смиренно ждут своей участи.
Верховный, напоследок, двинул одного и второго мордой и сделал шаг назад, показывая, что можно обернуться.
Матвей и Кирилл, ошеломлённые и подавленные, стояли перед Волковым, понурив головы.
— Нашли время и место отношения выяснять! — рявкнул Андрей. — Сгиньте с глаз моих! Оба!
— Щенки, — вякнул Кирилл.
— Что? — стремительно развернулся Волков. — Какие щенки? Разве, тебе можно детей доверить, если ты и за себя не отвечаешь? Матвей — не ожидал от тебя. Всё понимаю, сам еле сдерживаюсь, чтобы ему что-нибудь не оторвать. Но устраивать разборки на глазах самок и подчиненных?
— Виноват, — склонил голову ещё ниже Матвей.
— Дёмин — в вертолёт, — приказал Верховный. — Григорьев, у тебя дел невпроворот, займись ими.
Татьяна видела всё в окно. Да, Волков — крут. Не миндальничал. После его оплеухи и швырка, у обоих, наверняка, трещины в рёбрах, про синяки и гематомы можно и не говорить — у каждого теперь их целая коллекция.
Женщина повернулась и наткнулась на Настасью, зависшую рядом.
«Ну, вот. Доигрались! Человечка всё увидела. Что же, теперь, будет?» — с тоской подумала Татьяна, подбирая слова, чтобы успокоить бабушку.
Но Наста, в очередной раз, её удивила.
— Таньк, ты видела? Как он их?!!! Раз, раз — и в дамках. А эти, лежат, скулят. Какой мужчина!!!
Бабушка подняла голову, и Татьяна увидела сияющие глаза Настасьи.
— Чё смотришь? Испугалась, что ли? Так, Андрей — не дурак, просто, разнял этих недопёсков, калечить никого не хотел, видно же. Тань, ты, чего?
— Тетя Наста, не знаю, что сказать. Ты не испугалась?
— Я? Кого?? — бабушка хмыкнула. — Сроду мужиков не боялась. В каком бы обличии они ни были.
— В каком обличии? — растерялась Таня.
— Хоть в человеческом, хоть в свинячьем, хоть в собачьем.
— Свинячьем?
— Ну, да. Бывало, как кто-то зенки зальёт — порося поросём. И по поведению, и по разговору. С ними у меня разговор короткий!
— И, — Татьяна не знала, как спросить, — тебя не удивило, что ты увидела?
— Тю, Таня! Мы же с Марией, когда ещё тебе говорили, что в интернете всё-всё прочитали и посмотрели! Наш-то, вон, какой красавец! Чего, его бояться? Собаки, как собаки. Большие, только. Ты сама-то, за которого переживала? — Наста пытливо заглянула Татьяне в глаза.
Но Таня только руками всплеснула:
— Собаки, как собаки? Свинячий облик? — и нервное напряжение этого дня перешло в хохот.
Такими их и застал Верховный — Настасья с Татьяной хохотали, вытирая слёзы.
— Ой, не могу…
— И не говори!
Недоумённо посмотрев на женщин, Андрей кашлянул, привлекая внимание.
— Таня, я Дёмина забираю, хватит ему на первый раз.
Татьяна кивнула и, икнув, проговорила:
— Андрей, Настасья всё видела. Говорит: собаки, как со-о-обаки, Аха-ха-ха!
— То-олько, хи-хи-хи, большие! Хихи, — поддержала бабушка.
— Ясно. Не испугались?
— Ещё чего!
— Ну, и ладно. Думаю, Настасья, ты и сама понимаешь, что нельзя ни с кем из людей делиться увиденным.
— Что я — больная? — обиделась бабушка. — Мне в психушку совсем не хочется.
— Куда? Почему — в психушку?
— А, кто мне поверит, если начну рассказывать? Упрячут в жёлтый дом, всего и делов! Нет, я никому ничего рассказывать не собираюсь, не переживайте. Только Марии, но ей — можно, она и так всё знает.
В кухню, на хохот и шум, выглянула Светлана.
— Проснулись, Таня, — сообщила она молодой маме.
— Всё, я полетел назад, — засобирался Андрей. — Без меня Дёмина не привечай, пожалуйста. Он не совсем стабилен, общение с детьми — только под присмотром.
— Хорошо, — согласилась женщина и поспешила за Светланой к детям.
И не видела, как тетя Наста толкнула Верховного локтем, подмигнула и сказала:
— Хороший ты мужик, Антонович! Вижу, запала Татьяна тебе, так, чего теряешься? Будешь вокруг да около ходить — до пенсии прохороводитесь.
— Что? — растерялся оборотень