— Дима, я давно заметил, что ты вырос. Только не поумнел. Каждый свободен в выборе и делает деньги по-своему. Китайцы говорят: «Свобода махать руками заканчивается там, где начинается нос другого человека». Ты был бойцом и должен бы оценить мудрость этого высказывания.
Митя продолжал наливаться кровью:
— По-прежнему, все с подходцами своими! А если без мудростей, то следует просто признать, что интересы наши схлестнулись. Так, что ли?
— Схлестнулись, — жестко признал Сиротенко. — И давно, еще тогда, когда ребята мои побили твоих торгашей. Говорил я тебе, чтобы ты наркотой не торговал около школ и на дискотеках? Ты не внял тогда моему совету и просьбу не уважил, за что и поплатился. Я, лично я, не позволю тебе гробить детские жизни. На приятеля своего посмотри, много радости ему эти деньги принесли?
Я испуганно глянула на парня, сидевшего по другую руку Мити, и заметила, что он слабо дернулся при этих словах. Это его подружка тогда погибла, поняла я.
Два молодых человека в хорошо сшитых дорогих костюмах переглянулись и, не сговариваясь, поднялись:
— Приносим извинения за неуместное вторжение на чужую территорию. Думаю, что это недоразумение легко исправить с помощью простых расчетов. Мы снимаем свои претензии на покупку доли акций.
Сиротенко кивнул:
— Присылайте экономистов, произведем расчеты и все вложенные вами деньги мы вернем. Мой привет и наилучшие пожелания Ивану Николаевичу.
Ребята, дружно печатая шаг, покинули нас.
Я забеспокоилась. Участвовать в бандитских разборках ранее мне не приходилось, и удовольствия от этого я не получала.
Митя и Герман тоже поднялись.
— Думаем, что нам тоже задерживаться здесь не стоит.
Где-то за заднем плане мелькнули растерянные лица официантов. Наверное, они ожидали чего-то более впечатляющего от встречи таких людей.
Сиротенко наклонился ко мне:
— Заскучала? Вот отпустим ребят, я с другом попрощаюсь, и поедем домой.
Это было последней каплей. Сжав челюсти, Митя и Герман, захватив приближенных, молча вышли из зала.
Крупнолицый неожиданно расхохотался:
— Любишь ты, Ленька, театральные эффекты! Как ты его, а?! — Он похлопал приятеля по плечу. — Сам-то справишься, или подогнать тебе моих бойцов?
Сиротенко качнул головой:
— Конечно, справлюсь. — Он поднялся: — Спасибо тебе, Миша, за поддержку.
— Ладно тебе, я знаю, что этот город и этот комбинат для тебя много значат. Так что дерзай!
Домой ехали в молчании.
Я обдумывала сегодняшние события, и мне все меньше они нравились.
Сиротенко поднялся на веранду, уселся в свое любимое кресло. Я присела напротив, и он поднял на меня глаза:
— Завтра привезу нотариуса, ты ведь не откажешься подписать доверенность на мое имя с правом представлять твои интересы?
Я пожала плечами.
— Если честно, никаких своих интересов я тут не вижу. Как вы думаете, когда нам с Мишкой уже можно будет уехать?
— Ты хочешь уехать домой, в свою квартиру?— уточнил он.
— Ну, да.
Он вздохнул:
— С этим придется пока подождать. Вам лучше пожить здесь.
— Почему?
Он терпеливо объяснил:
— Я не смогу обеспечить в городе твою охрану.
— Вы же, вроде, договорились?
— Вроде. — Он холодно посмотрел на меня и спросил: — Неужели ты не поняла, что Митя никогда не забудет пережитого унижения? Кроме всего прочего, у него из-под носа увели лакомый кусок, а Митя всегда был жаден до денег.
Я помолчала.
Сиротенко сердито посмотрел на меня:
— Надеюсь, ты не думаешь, что я влез в эту игру только из-за твоих прекрасных глаз? Поверь, все гораздо серьезней, чем видится тебе.
— Так это с вашей точки зрения только игра? Почти как у Шекспира, весь мир —театр… И никому нет дела до того, что чувствуют другие люди: я, например, или директор комбината, его зам по науке, люди, работающие на комбинате, или даже этот противный тип Игнатенко… Его ведь убили из-за этих проклятых акций, да?
Он склонил голову на бок и внимательно посмотрел на меня:
— Вижу, что ты в курсе последних городских новостей. Подруга сведения поставляет?
Я пожала плечами:
— Какая разница!
— Конечно, разницы никакой. Понятно, со мной ты разговаривать не хочешь, а любопытство разбирает. Ну-ну.
Он поднялся и сказал, нависая надо мной:
— Учти, я баб никогда силой не удерживал, и тебя не буду. Когда увижу, что тебе можно будет уехать, сам скажу. А до тех пор ты будешь сидеть здесь. Ясно?
Я испуганно кивнула, и он пришел в себя, отодвинулся.
— Извини. Сегодня был паршивый день, устал ужасно. Спокойной ночи.
— Как дела? — спросила Алла. — Новости смотришь?
— Смотрю, — обреченно подтвердила я. — Кажется, это война.
Она хмуро сказала:
— А ты рассчитывала на другой исход?
Я промолчала.
— Мой правоохранительный друг потирает руки. Понимаешь, он — парень честный и добросовестный, но достать тех, кто сейчас воюет, не мог бы никогда. А так…
— Знаю я их честность. С их молчаливого попустительства Герман и Митя наладили бы производство какого-нибудь убойного синтетического наркотика, еще и при поддержке целого научно-исследовательского института!
— Ну, оно и понятно, что на страже здоровья нации только вы с Сиротенко стоите. А остальным на все плевать.