Кеннет прищуривается.
— Как по-твоему, такая любовь, какая была у них, могла взять и бесследно исчезнуть?
Хмыкаю.
— Я попросила объясняться попонятнее, а ты продолжаешь мучить меня головоломками!
Кеннет часто кивает, спохватывается, подходит к поручню и смотрит на соседние балконы, потом вниз и вверх.
— Давай лучше вернемся в комнату. И я все расскажу как можно более четко и ясно. Здесь нас могут подслушать, — шепотом добавляет он.
Смеюсь.
— Ты собираешься посвятить меня в нечто такое, из-за чего немудрено угодить за решетку? Или, наоборот, стать миллиардером? Словом, во что-то жутко секретное?
Кеннет с серьезным видом качает головой.
— Я собираюсь сообщить тебе нечто такое, о чем при посторонних даже не заикаются. Это слишком лично.
Задумчиво кривлю губы и пожимаю плечами.
— Что ж, раз слишком лично… К тому же я начинаю замерзать. — Ежусь.
Кеннет обнимает меня за плечи, ведет назад в номер, усаживает на диван, а сам опускается передо мной на корточки, берет меня за руки и проглатывает слюну, будто очень волнуется.
— Оливия рассказала тебе о том, что Джейкоб почти перед самой гибелью женился? — спрашивает он.
Мой мозг пронзает смутная догадка, и меня обдает жаром. Нет, не может такого быть.
— Гм… да. Признаться, я не придавала этому особого значения. Насколько я поняла, он связался с той женщиной не по любви, просто на пьяную голову…
— Совершенно верно, — говорит Кеннет, глядя на меня взглядом, в котором отражается столько чувств, что захватывает дух. — Эту женщину зовут Хелена О’Дин. Она певица, правда не высокого полета. И моя мать.
Если бы он сообщил мне, что Нью-Йорк завтра же утром провалится сквозь землю, я, наверное, удивилась бы куда меньше. Его слова потрясают меня настолько, что кажется, будто они мне послышались. Честное слово! В первые мгновения я сижу и раздумываю, не стала ли я жертвой галлюцинации. Потом смотрю на Кеннета так, будто он свалился к моим ногам с потолка.
— Джейкоб маму правда нисколько не любил. — Его голос доносится до меня будто через толщу воды. — А связался с ней, наверное, чтобы хоть на самую малость заглушить сердечную боль. Или… В общем, кто его знает? Маме он приглянулся, но о семье и серьезных привязанностях она тогда и не помышляла. Впрочем, размеренная замужняя жизнь вообще не для нее. — Он смеется. — В ком, в ком, а в ней инстинкт матери и хранительницы очага определенно недоразвит. Почему она решила родить меня — загадка.
— Подожди, подожди… — В моих висках бушуют морские волны, глаза подернулись расплывчатой пленкой. Убираю руки из рук Кеннета, поднимаюсь с кровати, прохожу к мини-бару, достаю стакан и бутылку воды, открываю ее и пытаюсь наполнить бокал, но, поскольку слегка дрожат руки, он выскальзывает, ударяется об угол телефонного столика и вдребезги разбивается. Часть воды выплескивается на пол.
— Черт…
Кеннет подскакивает ко мне, забирает у меня бутылку и осматривает руку.
— Не порезалась? — заботливо спрашивает он.
— Нет. — Медленно качаю головой.
— Садись, я сам налью тебе воды. — Кеннет заглядывает в мини-бар. — А может, выпьем чего-нибудь покрепче?
Снова сажусь на кровать, еле добравшись до нее — ноги как будто набиты ватой.
— Что там есть?
— Виски «Тичерс», — говорит Кеннет.
— Наверное, стоит бешеных денег, — бормочу я, хоть в эти минуты житейские дела и проблемы кажутся мне смешными. — А за содержимое мини-баров платишь отдельно…
— Рассчитываться все равно не тебе. Молодым, точнее их родителям, — напоминает Кеннет. — И потом все это мелочи. Не думай о деньгах — я сам обо всем позабочусь.
Вздыхаю.
— Тогда давай «Тичерс». — У меня такое чувство, что я залпом выпью двойную порцию и не захмелею.
Кеннет наполняет бокалы и смотрит на осколки на полу.
— Не позвать ли нам горничную? Не дай бог, поранишься.
Без слов качаю головой.
— Не надо горничной. Никого не надо… Потом.
Кеннет кивает.
— Хорошо. Но не ходи босая. — Он садится со мной рядом и протягивает мне бокал.
Делаю слишком большой глоток, и виски обжигает мне рот и горло. Хватаю губами воздух, кручу головой, машу перед лицом рукой. Кеннет смеясь забирает у меня бокал.
— Ну и ну! — восклицаю я, насилу приходя в себя. — Я и не думала… Вообще-то я никогда не пью ничего крепкого.
— И правильно, — говорит Кеннет, делая единственный глоток и отставляя оба бокала на тумбочку. — Опьянение — самообман.
Какое-то время сидим молча. Мне кажется, я отчетливо слышу каждый удар его сердца, каждый вздох, хоть он и дышит почти беззвучно. И чувствую что-то еще, какую-то связь. Такое ощущение, будто мы пристегнуты друг к другу невидимыми ремнями с прочными замками. Задумываюсь над тем, о чем узнала, и качаю головой.
— Значит, ты намекаешь… — Мой голос начинает дрожать, и я умолкаю.
Кеннет проводит рукой по моим волосам.
— Я не намекаю — открыто говорю: Джейкоб Беккер — мой отец.
Отец, эхом дребезжит в моих ушах. Получается, мы с Кеннетом… Да нет, не может такого быть! Резко поворачиваю голову.
— У тебя же другая фамилия!
Кеннет криво улыбается.