Любовь по обмену. Разрешите влюбиться

Отпускаю ее, и все моментально возвращается на свои места. Вот лес, вот речка, вот мои одногруппники, каждый из которых, пользуясь случаем, спешит обнять, пожать мне руку или похлопать по плечу. А Зоя – она уже скрывается в толпе. Будто не было только что ее рук на моей спине, нежных ладоней шее, будто не слышал я ее дыхания возле своего уха и не чувствовал прикосновения носа к моей коже.

Сколько бы она не бежала от меня, как бы не прятала глаза, я теперь знаю: это объятие, оно что-нибудь да значило. И от осознания этого меня накрывает новой волной оглушительного счастья, которое моими же улыбками вдруг разбрызгивается на всех вокруг.

– Ура! Да! Да! Да!

– Мы сделали это! – Поддерживают парни. – Победа!

Мы пожимаем друг другу руки и расходимся каждый в сторону своего домика. Соревнования продолжатся завтра, а пока нам дают возможность немного отдохнуть. Умываю лицо, мою руки и безуспешно пытаюсь отмыть свои кроссовки под тем же умывальником, но, в конце концов, приходится бросить эту глупую затею – все равно по поводу красоты здесь никто не заморачивается. Тем более, что и другие иностранные студенты, с которыми случайно сталкиваюсь на дорожке – французы Поль и Жером, по уши перемазаны в грязи и не собираются ничего предпринимать по этому поводу.

Приветственно машу им рукой, сворачиваю к крыльцу, вхожу в домик и сразу окунаюсь в атмосферу веселья. Девчонки уже переоделись и привели себя в порядок. Ира пританцовывает возле стола под музыку со смартфона, Маша под руководством Димы маринует мясо в большой кастрюле, а Зоя, покачивая головой в такт мелодии, режет хлеб.

– Чем помочь? – Спрашиваю.

Зоя бросает на меня короткий взгляд и хихикает:

– Переоденься для начала.

– Сейчас будем разводить огонь и жарить не какие-нибудь ваши маршмеллоу, а хорошее мясо. – Калинин сбрасывает в кастрюлю нарезанный лук, туда же наливает немного уксуса и целый пакет уже знакомого мне кефира.

Морщусь от увиденного, но с удивлением отмечаю, что пахнет из кастрюли приятно.

– Стейки? – Интересуюсь.

Но, заглянув внутрь, вижу мясо, порезанное на квадратики.

– Shashlyk! – Громко говорит Маша.

И все они по очереди начинают повторять это странное слово по несколько раз, делая акцент на букве «Ы» – знают ведь, что я ее ненавижу. Она дается мне труднее всего.

– Shashly-yk, – пытаюсь произнести, наблюдая, как Машины руки тонут в кастрюле с сырым мясом.

Она перемешивает его вручную, не боясь того, что отмываться потом придется в холодной воде и из подвесного умывальника.

– Будет очень вкусно, – обещает Дима и высыпает с размаху в кастрюлю целый пакет специй.

Маша морщится и несколько раз чихает, едва успев подставить к лицу локоть.

– Bo-o-od’ zda-ro-va! – Дружно говорят ей ребята.

– Спасибо! Все-таки надо было утром мариновать, – шмыгнув носом, отзывается она.

– Все нормально, прожарим. – Дима берет со стола бутерброд, шлепает подругу по заднице и, довольный, разворачивается. – Тем более горячее сырым не бывает. И посоли побольше, Маш!

– Пересолим ведь, – отказывается она.

– Соли, говорю. – Подталкивает к ней солонку.

– Закон кухни: кто может, готовит обед. Кто не может, раздает советы. – Смеется Зоя.

Я все еще прокручиваю в голове «Bo-o-od’ zda-ro-va!», чтобы запомнить и суметь потом повторить при случае, когда Дима кладет руку мне на плечо и произносит:

– Давай, меняй колготки, и пойдем за дровами.

Девчонки хохочут, а я качаю головой. Шутник, блин.

Через десять минут мы уже мотаемся по лесу в поисках сухих веток. Дима находит в овраге здоровенное бревно. Если быть точнее, оно выглядит, как тоненькое, засохшее, сломанное ветром, дерево, но когда мы его приподнимаем, становится ясно – унести и надорваться будет непросто.

– Сколько всего у тебя татуировок, Дима? – Спрашиваю, согнувшись под тяжестью ствола, взваленного на мое плечо.

– A hren znaet! – Отвечает он. – В смысле, много. Не знаю точно сколько.

– Сбился со счета?

Кажется, свежей футболке тоже хана, потому что слышно, как от бревна с противным шуршанием отслаивается сухая кора.

– Я больше переживаю, что места для новых тату остается все меньше. Вот это беда.

– А… Набьешь мне что-нибудь?

– Легко. – Он поправляет бревно, и меня поводит в сторону. – Только напишем по-русски, идет?

– Хорошо. Тогда я пока придумаю, что именно хочу там видеть.

– Договорились.

Мы подходим к домику и видим, что Никита уже подтащил железный ящик на ножках – «мангал» поближе к столику под окном и наполнил его небольшим количеством сухих веточек.

– Ого! – Радостно восклицает он, оглядывая бревно, которое мы бросаем к ногам.

– Есть топор? – Интересуется Дима.

– Да. На кухне.

Через минуту мы уже все втроем стоим вокруг невысокого пня и решаем, как лучше разрубить дерево.

– Закон дров. – Вещает Калинин. – Умение рубить дрова растет прямо пропорционально количеству ударов топором по колену.

– Не хотелось бы, – вздыхаю.

– Я пошел разводить огонь, – бормочет Никита, быстро разворачивается и уходит к мангалу.