Любовь по правилам и без (СИ)

— Вот! А ты отстранись немного. И я не про полный игнор в стиле «женщина, я вас не знаю», а о более грамотном подходе. Настю это зацепит. Как это — любил, целовал, а потом вдруг остыл? Непорядок, — хихикнула Алика. — Заодно она поймет, важен ты ей или нет. Главное, игнор не затягивать. Ах, да, еще можно вызвать немного ревности — этот метод всегда работал.

— Детский сад, — закатил глаза Марат. — А я думаю что не стоит свои нервы тратить на замороченную женщину, которую по сути не знаешь.

— Ты неправильно думаешь, и ничего в этих делах не смыслишь, — отмахнулась от мужа Алика. — Егор, я дело говорю: чем меньше женщину мы любим… Это классик еще писал! Действуй!

Девочки, поздравляю вас с Рождеством Христовым!

24

Оказывается, когда я ходила к юристу, слушала я её тем местом, на котором сидела на стуле. Не ушами точно. Благо, она распечатала основные моменты и алгоритм действий.

Хорошо что прочитала, и еще раз побеседовала с юристом по телефону.

— Почему не в ЗАГС?

— В нашем случае развод возможен только через суд, — объяснила я тёте, которая и подвезла меня до районного суда. — У меня самой в голове зафиксировалось, что через ЗАГС —добровольно, а через суд — принудительно разводят. Ан нет, — я с тоской посмотрела на неказистое здание, в которое мне пора бы войти, а для начала выйти из машины.

Но я тяну.

Сейчас мне не больно, не радостно, не досадно. Решение принято — развод. Я не могу понять что чувствую. Недоумение? Тоже нет.

— Можно было обратиться к мировому судье, но это в случае договоренности с Виктором, — начала я разглагольствовать, лишь бы еще побыть на парковке с тётей. — Однако, мы с ним не обсудили ни право опеки, ни раздел имущества. По-хорошему лучше бы обсудить всё это на берегу, мне и юрист советовала. Но я не могу с ним встречаться.

— Ага, сопли на кулак наматываешь.

— Так и есть, — не стала я спорить. — Подумала: ну договорюсь с Витей о новой встрече, ну приду, и? Снова буду слушать как ему жаль, как он виноват, расчувствуюсь, и разговора не получится.

— Так ты собираешься делить имущество?

— Разумеется, тёть. У меня Катя. Я не собираюсь обирать Витю до нитки, но за будущее дочки бороться надо. А будущее в большей степени определяется деньгами.

— Документы-то все собрала?

— Ага.

— Тогда иди, — поторопила тётя.

Я открыла дверь, и… захлопнула её изнутри.

— А Катька точно под присмотром? Может, позвонить, уточнить, а то ты же знаешь маму, начнет допекать Катерину из-за того что та не леди, и дочка снова замолчит. Да, надо маме позвонить, — я полезла в сумку за телефоном, но была остановлена тётушкиной сильной рукой.

— Не дури. В порядке Катя, мать твоя с придурью, конечно, и в свои пятьдесят мнит себя тургеневской барышней, но внучку любит. Книжку они читают сейчас.

— Да?

— Господи Ийсусе! — прорычала тётя. — Да, Настя! Твоя дочь с твоей матерью читают «Тома Сойера». А теперь иди. Или передумала? — подозрительно сощурилась она.

Вместо ответа я вышла, и направилась к зданию районного суда.

С каждым шагом я всё больше начинаю понимать, что же я чувствую — мне будто тело лидокаином обкололи. Муторная бесчувственность накрывает с каждой пройденной ступенькой. В очереди я задыхаюсь, хотя здесь прохладно. Я не слежу за временем, действую как робот, но сосредоточена только на своем сердцебиении, на звуках дыхания. Кажется, если я перестану концентрироваться на том, насколько ровно стучит моё сердце — устрою здесь истерику.

Заходила я в здание суда, когда было еще светло. Вышла — на улице почти ночь. Зима, темнеет рано.

Иду к машине. По тротуару мимо суда идут прохожие, они улыбаются. Паренёк обогнал очаровательную рыжеволосую девушку, развернулся к ней лицом, и идет спиной вперед. И плевать ему что скользко, как и девчонке его плевать — оба хохочут.

Уже целуются.

Тётя в машине красится, и тоже не выглядит расстроенной. Планета крутится вокруг своей оси, люди живут себе дальше, радуются, гуляют, строят планы. Никакого апокалипсиса, жизнь продолжается.

Я смотрю на это как на артхаусный фильм ужасов — не особо страшно, непонятно и немного мерзко. У всех всё нормально тогда как мои десять лет только что были смыты в канализацию.

— Подала?

— Мгм, — кивнула я.

— Едем? — спросила тётя. Я снова кивнула, а тётя удовлетворенно отмерила: — Хорошо что не льешь слезы. Правильно. Моя сильная девочка, горжусь тобой!

Я криво улыбнулась. Внутри у меня истерика. Лидокаин перестал действовать, чувствительность вернулась, и нахлынуло всё разом — гнев, боль, ненависть, любовь, сожаление. И сомнения. Я из-за гордости так поступила? Из-за обиды? Не пожалею ли я? А Катя, когда забудется та история с изменой, не станет ли меня винить?

— Выходи из астрала, Настюш. И из машины тоже.

— Мы не дома, — пробормотала я.

— Мы не дома. Мы в баре. Выходи. Тебе надо сейчас. Давай-давай, — тетя сама отстегнула мой ремень безопасности.

— Интересно, все после подачи заявления идут в бар? Тёть, у меня бизнес-план наклюнулся: давай откроем бар прямо напротив суда, — хохотнула я. — Разбогатеем.