Любовь побеждает все

— Да, она опытная хозяйка, но, боюсь, я буду постоянно ругаться с ней, и в итоге тетя совсем на меня обидится. Ты же меня не боишься и говоришь именно то, что я хочу услышать.

Ладонь Йена медленно скользнула к руке Евы. Она задержала дыхание, думая только о том, как нежно эта мужская рука могла коснуться ее. Одно движение — и через мгновение они уже будут в объятиях друг друга. И смогут забыть о жестоком мире вокруг них. Нет, Ева никогда не боялась Йена. И не будет его бояться.

Внезапно перед ней мелькнуло смеющееся лицо мужчины с голубыми глазами и русыми волосами. Это был Гамильтон. Впервые за долгое время она вспомнила его с такой ясностью, что простонала от боли. Ева тут же убрала руку и хрипло прошептала:

— Не надо.

Глаза Йена сразу погасли. Его лежавшая на кровати ладонь сжалась в кулак, а лицо выражало страдание.

— Я… я прошу прощения, — сказал он.

С той поры как Ева погрузилась в мрачное забвение, подаренное настойкой, она перестала вспоминать о муже. В последние дни Йен стал центром ее мира, но теперь, когда наркотик перестал действовать, память стала возвращаться к ней с пугающей скоростью. Значит, скоро прошлое будет терзать ее еще сильнее.

— Йен, мы… — начала Ева, но в эту секунду дверь в спальню открылась, и внутрь ворвались звучный голос леди Элизабет и глухой стук лап Фальстафа.

— Доброе утро, моя дорогая! — возвестила хозяйка дома.

Йен вздрогнул и молниеносно вскочил с постели. Но его тетя в сопровождении собаки и юной служанки переступила порог раньше. Она изумленно посмотрела сначала на племянника, а потом на Еву, лежавшую на кровати в одной ночной рубашке. Леди Блейк махнула унизанной кольцами рукой служанке и сказала:

— Элис, ты можешь идти.

Девушка взглянула на свои руки, державшие кринолин и кипу яркой материи. В замешательстве она положила одежду на пол и быстро ушла, со стуком закрыв за собой дверь. Фальстаф же, наоборот, подошел к окну и, громко фыркая, улегся на пол.

Леди Элизабет не обратила никакого внимания на эти перемещения. Она с суровым и властным видом встала у двери. Ее зеленое шелковое платье отливало холодным блеском в утреннем свете.

— Я требую объяснений, — заявила она.

Ева расправила ночную рубашку, не зная, что ответить. Она забыла многие правила приличия, но понимала, что ситуация была в высшей степени непристойной.

Йен взглянул на тетю и сказал:

— Я джентльмен. Думаю, это все объясняет.

Лицо леди Элизабет окаменело.

— Понятно. — Она шагнула к племяннику, держа себя так же высокомерно, как и Йен. — Значит, на этом основании я должна закрыть глаза на то, что ты пользуешься двусмысленным положением Евы? Йен, ты сидишь в ее спальне! А она лежит в постели и не одета, боже правый!

Эти простые слова заставили Еву закрыть глаза. В том, что сейчас ругались два самых близких ей человека, была виновата только она. Никогда раньше леди Элизабет так не отчитывала своего племянника, как сейчас.

— Пожалуйста, не надо. — Мышцы Евы болели от долгой тряски в карете и отказа от настойки. Но она заставила себя сесть в кровати, а потом медленно встала на пол. — Йен заслуживает большего уважения.

Он повернулся к ней, и напряженние сошло с его лица.

— Ева, тебе не нужно…

— Нет, — перебила его она, желая во что бы то ни стало уладить конфликт между ним и леди Элизабет. — Йен всем рискнул ради меня. — Ее голос дрогнул. Она повернулась к его тете и со всей убедительностью, на которую была способна, сказала ей: — Потому, пожалуйста, не ссорьтесь.

Злость во взгляде леди Блейк тут же исчезла, уступив место чувству, которое Ева не смогла определить.

— Ты права, ссориться нам ни к чему, — мягко сказала пожилая женщина. — Но вам нельзя общаться друг с другом в такой интимной манере.

— А как нам следует общаться? — спросил Йен. — Будто мы незнакомцы?

Было сложно объяснить тете, что они столько пережили за эти дни, что их уже мало волновали общепринятые нормы приличия. И что выкованные в детстве узы никуда не делись, как сильно бы они ни изменились.

Их взгляды встретились, и окружающий мир исчез. Это было именно так. Никто не мог понять, как сильно чувство долга изменило жизни юных Йена и Евы. Никому не было дела до того, что его мечты похоронены в Индии, а ее — в маленькой английской деревне. Но они могли вдвоем оплакивать их.

Ева шагнула к нему. Боже, как сильно она хотела оставить прошлое позади! Ужасные сцены последних дней. А также воспоминания о прекрасных летних днях, проведенных вместе с ним и Гамильтоном, и о том, как они превратились из невинных детей в разочарованных взрослых и сами отказались от возможного счастья. Если бы Ева могла, она начала бы жизнь заново. Прямо с этого момента. Но едва она сделала этот шаг, как Йен вдруг отвернулся. Момент волшебной близости исчез, его сердце закрылось.

— Ты права, тетя, — сказал он. — Я нарушил границы приличий. Займитесь туалетом Евы. — Он быстро пошел к двери. — Я… я лучше пойду.

И, торопливо стуча сапогами, Йен исчез в коридоре.