— Нет необходимости. — Она потянулась к нему.
Опять их губы встретились, но не жадно и не требовательно. Это ощущение было незнакомым, сердце ее билось неуверенно.
Она потянула его вниз и пробормотала:
— Любите меня.
— Я люблю. Может быть, впервые в жизни.
— Не понимаю, — начала она, но он подвинулся так, чтобы было удобнее качать ее на руках.
— Я тоже.
Потом он начал не спеша и осторожно пробовать ее на вкус. Она предлагала большее, но он медлил, легкими поцелуями покрывая ее лицо. Коснулся губами закрытых глаз. Ему было интересно, на что будет похоже, если в приглушенном свете гладить и ласкать эту, словно новую для него, плоть. Он ощущал, как постепенно нарастает в ней напряженность, но эта напряженность была необычной.
Ее тело казалось невесомым, восхитительно светлым и раскованным. Она чувствовала, как мягко и плавно нарастает желание.
Это ощущение было похоже на опьянение. Да, Дэвид и был для нее вином, крепким, пьянящим, терпким. Руки Эй Джи ослабли. Ей еще предстояло поглотить многое: букет его губ, когда они сольются с ее губами; ощущение кожи, когда его щека прикоснется к ней; исходящий от него запах леса; темный, пытливый взгляд…
Дэвид думал, что сейчас она выглядит так же, как выглядела спящей. Хрупкой. Невероятно хрупкой. А она чувствовала… Он, наконец, коснулся ее, самыми кончиками пальцев, и услышал, как она выдохнула его имя. Так она его еще никогда не произносила. Продолжая укачивать ее, он переполнялся нежностью.
У нее не было сил что-то требовать. Не было сил даже контролировать себя. Впервые ее тело и чувства целиком принадлежали Дэвиду. Он касался, она уступала. Он брал, она отдавала. Когда он осторожно подвинул ее, ей показалось, что она плывет по течению в облаке удовольствия, дымке легкого, нежного восторга. Когда он начал ее раздевать, она открыла глаза. Ей хотелось его видеть.
Появился свет, и чем ниже садилось солнце, тем ярче он становился. И в нем поблескивала ее кожа, появлявшаяся из-под рубашки, которую он с нее стягивал. Он не мог оторвать от нее глаз и не мог не касаться, хотя и не спешил. Когда она потянулась к нему, он помог ей стянуть с него рубашку, потом поднес ее раненую руку к губам. Он по очереди поцеловал каждый пальчик, потом ладонь, потом запястье. Она задрожала. Дэвид нагнулся, коснулся ее губ и услышал, как она опять выдохнула его имя.
Медленно, мучительно медленно, задерживаясь, чтобы поцеловать каждый новый обнажавшийся кусочек кожи, он стянул с нее джинсы. Под коленом у нее пульсировала жилка. Он почувствовал это и еще немного задержался. Лодыжки у нее были такие же изящные, как запястья. Он обвел их языком. Эй Джи застонала. Дав ей немного успокоиться, пока снимал с себя джинсы, он подошел к ней, плоть к плоти.
Ничего подобного еще не было. И ничто не могло с этим сравниться. У него голова шла кругом, когда он приступил к следующему, опять очень неспешному, штурму. Ее тело требовало наслаждения и радости, а не поклонения. Но он все-таки поклонялся и соблазнял ее делать то же самое по отношению к себе.
Она знала, что он сильный. Но сейчас это было другое. Его пальцы не впивались, руки не давили. Они скользили по ее телу легко, почти невесомо. Раньше они были энергичными и будили энергию, а сейчас вели себя почти мирно.
Она услышала, как он назвал ее по имени. Аврора. Это было похоже на мечту, в которую она никогда себе не позволяла верить. Он бормотал ей в ухо какие-то обещания, и она ему верила. Что бы ни принесло утро, сейчас она ему верила. Она чувствовала запах разбросанных по кровати цветов и ощущала невероятное возбуждение.
Он проник в нее. И ритм их был общим, легким, неутомимым и дарующим.
Сдерживая себя, он наблюдал за ней. Он понял, что именно этого он для нее и желал. Он хотел дать ей все возможное и необходимое. Когда она выгнулась и вздрогнула, он почувствовал, как его тело исполнилось мощи, но обуздал себя.
Дэвид нашел ее губы. Это было такое наслаждение! Откуда он узнал, что такое наслаждение возбуждает?
Кровь стучала у него в голове, в ушах гудело, тело продолжало медленно двигаться в одном темпе с телом Эй Джи. Еле удерживаясь на краю, он в последний раз назвал ее имя.
— Аврора, посмотрите на меня. Я хочу знать, когда овладею вами!
Она открыла глаза. Она понимала его. И когда самоконтроль окончательно исчез, осталась нежность.
Глава 10
Элис Роббинс ворвалась на экран в шестидесятых годах юным, неотшлифованным дарованием. Как множество девушек до и после нее, она прилетела в Голливуд, сбежав от скучной жизни в небольшом городке. Она явилась сюда с мечтами, надеждами и амбициями. Какой-нибудь астролог сказал бы, что она родилась под счастливой звездой. Уж если она стреляла, то неизменно попадала в цель.