Наконец в 1981 году на родной земле она неофициально, но признана женщиной с советским лицом, хотя и греческого склада. Она блестяще отснялась в телефильме «Эзоп» (экранизация известной пьесы «Лиса и виноград»). Сыграла в одной компании с Калягиным, Гафтом, Табаковым… Любимейшими и великими актерами страны. Сыграла на равных, достойно. Не выделялась чем-то особенным и не стремилась к этому. Хотя играли они роли из античных времен, но ни у кого из критиков не поднялась рука назвать их лица иностранными. Даже Любовь Полищук не прибавила к ним «иностранщины». Зрители ждали ее очередного появления на экране, любуясь ее лицом, красивым и страстным.
В «Эзопе» Люба играла роль красавицы Клео – жены богача Ксанфа, которой муж решил сделать оригинальный подарок – бросить к ее ногам самого уродливого и смешного раба – Эзопа. Но кроме отчаянной уродливости Эзоп обладал необычайным умом. И во время споров богача и Эзопа по блестящим и устремленным на Эзопа глазам красавицы становится видно, что ум беззащитного урода побеждает жажду наживы богача. «Выпей море, Ксанф», – не раз иронически советует Эзоп хозяину, и Клео – красавица из красавиц Клео… явно симпатизирует разумному и остроумному рабу. Непростую, требующую незаурядной искренности роль героини Люба проводит под стать своим именитым коллегам.
Не всякая актриса, даже с большим стажем, чем у Любы, решилась бы сыграть рядом с лучшими артистами страны. Что это? Нахальство? Безответственность? Безразличие к своему реноме? Нет. Это талант, но неосторожный, не боящийся что-либо не дотянуть, в чем-то сорваться, талант, уверенный в своих силах и возможностях, проверивший себя ранее, в менее ответственных ролях.
Люба сыграла во многих фильмах, хороших и неудачных, в ярких ролях и блеклых, старалась в каждом фильме, но одной не под силу было вытащить плохой сценарий или неточно выписанную роль. Она знала об этом. И шла на это.
Однажды с телеэкрана поведала зрителям: «Я знаю, что меня ругают за участие в антрепризах. Это, как правило, спектакли, рассчитанные на зрителей с низким вкусом, идущих не на интересную пьесу, а на громкое имя занятого в ней артиста. Но хороших спектаклей очень мало. А зарабатывать надо. Поймите меня».
Она не строила из себя этакую показную героиню, жертвующую искусством ради блага семьи. Она не отрывалась от реальности, надеясь, что зрители, живущие одной с нею жизнью, одними заботами, правильно поймут ее. И нельзя сказать, что антрепризы с ее участием не доставляли зрителям удовольствия. На спектакле «Искушение», где партнерами Полищук были Щербаков и Безруков, постоянно был аншлаг, и аплодисментов собиралось немало.
Люба со мною разговаривала лишь о работе, родителях и сыне Алексее. Говоря о необходимости заработков, она, наверное, думала о помощи родителям и сыне, наверное, чувствуя вину перед ним за то, что отдала его в интернат, уделяла ему недостаточно времени и переживала, что он не сразу нашел свое место на сцене.
«О том, что Алексей Макаров мой сын, до недавнего времени не знали даже в театре им. Моссовета, где он работал. Сам он категорически это скрывал. Он и фамилию по этой причине не поменял – охранял свою независимость. Я даже не знала, что он поступил в театральный, в ГИТИС. Была против, пока не убедилась, что в нем скрыты актерские способности, и незаурядные. Дети ведь абсолютно уверены, что они умнее своих родителей. Только теперь он говорит: «Мам, какая ты у меня умница».