Я послушно опустилась на скамью. И, повинуясь какому-то демону внутри, спросила, хотя решение уже приняла, моментально, как только он предложил.
– А не слишком ли много мне тогда придется забывать?
Киару как-то виновато вздохнул, присаживаясь рядом, и я насторожилась. Сегодня такой день, что он вполне может мне сейчас сообщить, что, например, из-за вируса мне вообще осталось жить пару недель, так что забывать будет уже некому…
– Мария, – начал он, и я по совершенно детской привычке – взрослому человеку не пристало! – скрестила пальцы. – Из-за вируса, – продолжил киару, и я с ужасом поняла, что эти «чурики» для взрослых не работают и не спасают их… – вы не сможете вернуться.
– Почему? – прошептала, чувствуя, как внутри все обрывается. – Я умру, да?
– Нет, – удивленно отозвался синеглазый и мягко улыбнулся. – Ну, по крайней мере, ближайшие лет пятьдесят не должны. Просто вы теперь не совсем человек, и сами по себе – ценная добыча для наших врагов, поэтому вам придется остаться у нас.
– В качестве кого? – мрачно уточнила я. Естественно, мне сразу же отчаянно захотелось домой, на Землю.
– Не понял вопрос, – спокойно сказал киару, но я ему не поверила. Однако послушно перефразировала.
– Кем я буду там, у вас?
– Марией Романовой, – осторожно и недоуменно ответил он, доводя меня до бешенства.
Мария Романова – это не профессия. И даже если предположить, что нам мешают трудности перевода, должен же он понимать, что меня волнует, на что я буду жить и что делать? Не удочерит же он меня в самом деле?
– Я обеспечу вас, если вы об этом, – сообразил, наконец, он. Но меня волновало не только это.
– Я смогу работать? – упрямо спросила я. Не то чтобы без работы мне была совсем уж жизнь не мила, но мне нужна хоть какая-то опора и самостоятельность. По крайней мере, так говорят.
Киару задумался, и это значило, что дела мои довольно плохи.
– Возможно, – сказал он, наконец. – Смотря, к каким изменениям в конце концов приведет вирус.
– Приведет? – переспросила я, уже не находя в себе сил дальше пугаться, холодеть и расстраиваться. Получается, еще ничего не закончилось?
– Мы блокировали сам вирус, но он успел запустить некоторые преобразования, которые пока еще не закончены, – повинился Айрдан-ниа-Ши – я как-то неожиданно вспомнила его полное имя. И опять пустился в официальные извинения. – Мне действительно очень жаль, что так вышло, Мария Романова. И, разумеется, право назвать компенсацию все еще за вами.
– Я с вами, – сообщила я в ответ. Обсуждать компенсацию не хотелось. Сразу вспоминалось, что первопричина всей этой ситуации – все-таки я сама. Что бы там киару ни говорил о границах разумного.
– Я рад, – просто ответил он, и мы некоторое время сидели молча, пока я, наконец, не решилась:
– Расскажите про своих детей, – попросила с замиранием сердца и поспешила уточнить, – если это допустимо, конечно.
– Что вы хотите узнать? – доброжелательным тоном поставил меня в тупик хитрый инопланетянин. Я без понятия, что там надо спрашивать про чужих детей, и меня вообще больше всего их мать интересует, если совсем уж честно.
– Сколько им лет? – нашла я некий компромиссный вариант.
– В пересчете на ваши годы, – на мгновение задумался он, – двадцать, семнадцать и пятнадцать.
Я подозрительно уставилась на киару. Получается, ему лет сорок, а то и больше? А выглядит моим ровесником почти, лет на двадцать пять. Максимум – тридцать.
– Мне тридцать, – сообщил киару, словно бы просто так. И больше ничего пояснять не стал.
И вот что я должна думать обо всем об этом? Усыновил? Или рано начал? Вдруг у них цикл размножения совершенно другой? Может, они сначала десять лет размножаются, пока юные и глупые, а потом умнеют и делают карьер киару?
Синеглазый отвечал мне прямым взглядом, в котором явно пряталась смешинка. Провоцирует спросить, не иначе.
– А ваша жена? – поинтересовалась я, сдвигаясь поглубже к спинке скамейки и с удовольствием болтая ногами. Вдруг вспомнилось, что в руанском вообще нет такого понятия, как «жена». Или я невнимательно училась.
– У нас нет такого понятия, – подтвердил мои выводы синеглазый. Хорошо, что можно смотреть на сад, или на скамейку, или даже на собственные ноги – так куда проще вести такой разговор. – вы хотите спросить про мать моих детей? Она умерла.
– Простите, – сказала я, краснея от неловкости за собственное бессердечие и эгоизм – я ужасна, ибо испытала облегчение при этих словах. – Мне жаль, – попыталась исправиться.
– Забудьте, – коротко обронил он.
– А как? – все-таки спросила я. Краснеть так за все сразу, что уж тут. На мгновение испугалась, что он поймет это так, что я хочу знать детали смерти неизвестной мне инопланетянки, но он, судя по ставшему еще более насмешливым взгляду, понял все правильно.
– Что как?
– Как вы без жен-то? – пояснила я. – И как детей так рано?
Надеюсь, он сейчас не расскажет мне, что у них все женщины общие, а дети разыгрываются по жребию, тогда я точно не полечу!
– Дети моего брата, он тоже погиб, – коротко пояснил Айрдан. – А первый вопрос я не понял.