Любовь после никогда

Я останавливаюсь вокруг того же места, где вчера вечером припарковался Габриэль, но это место выглядит ничуть не лучше, учитывая слабый солнечный свет, пробивающийся сквозь тошнотворные, туманные облака над головой. Прежде чем отправиться к самому «Марки», мы осматриваем окрестности в поисках каких-либо подсказок. Учитывая количество людей, пришедших сюда вчера вечером, обязательно что-то будет.

— Итак, люди, которых я видела, вошли в здание с обеих сторон, но самая большая группа пришла оттуда, — мы осторожно пробираемся, чтобы проследить путь плохих парней. Ощущаются легкие следы, ведущие к следам шин.

— Люди здесь явно не заботятся о том, чтобы их заметили, — я приседаю, чтобы изучить след. — Они не делают ничего, чтобы замести следы.

— Мы проверим и противоположное направление, — Деван вынимает телефон и открывает камеру, делая фотографии следов. — Ты делаешь заметки.

Я киваю и лезу в карман куртки за блокнотом. Мой сотовый вибрирует, и взгляд на экран показывает имя Тейни. Пока игнорируя это, мы с Деваном начинаем приближаться к зданию, где состоялась сделка.

— Было несколько групп, но, кажется, главный был крупный лысый мужчина, — напоминаю я ему, пока мы идем.

— Ты никогда его раньше не видела?

Мой кишечник дает один сдвиг, а затем успокаивается. — У него одно из тех лиц, которые хочется забыть, но что-то в нем мне запомнилось. Как будто у меня в лапе заноза.

— Тогда не поэтому ты сегодня такая странная.

Я покосилась на него. — Я не вела себя странно, — я вела себя совершенно странно. Он прав.

— Ты извинилась и очень мила, — поправляет Деван. — Да. Ты ведешь себя странно. Мягче, чем обычно. Что-то растопило тебя, и я не говорю, что это плохо. Я просто хочу знать, что ты собираешься выполнять эту работу. Со мной.

Я хочу его поправить, но что-то мешает мне говорить. Он снова прав. Будь я проклята, если скажу ему причину, тем более, что причина заставляет меня сильно дрожать. Кожу на затылке покалывает тонкие волоски, стоящие по стойке смирно. Я делаю паузу, внимательно оглядываюсь вокруг и никого не вижу. Почему тогда мне кажется, что на меня смотрят?

У Девана должно быть такое же ощущение, и краем глаза я наблюдаю, как он кладет руку на свой «глок» и жестом просит меня замолчать.

Мы уже подходим к входу в «Доки на Марки», когда оба замечаем брызги крови в грязи. И я чуть не выпрыгнула из кожи, когда мой телефон разразился еще одним веселым звонком, уведомляя о том, что у меня есть сообщение.

— К черту все это, — шиплю я.

Деван сосет губу и говорит: — Выключи эту чертову штуку, если не хочешь, чтобы нас убили, Л. Мы не знаем, кто еще может быть здесь.

Я хватаюсь за телефон. — Это Тейни, извини.

— Ну, скажи ей, что я поздоровался, но позже.

Это не похоже на Девана, когда он бледнеет, но он такой бескровный и с гусиным ртом, каким я его когда-либо видела, глядя на брызги крови.

Я собираюсь напечатать сообщение, сообщающее Тейни, что я чертовски занята, когда Деван хватает меня и толкает перед собой. Держит меня так, что мой взгляд падает на туфлю, лежащую в грязи. Но это не та обувь, которую он хочет мне показать.

Это тело, изрезанное и спрятанное в тени, его глаза все еще широко раскрыты от страха, а на ранах запеклась темная кровь.

ДЕВЯТНАДЦАТЬ

Габриэль

Антони смотрит на меня, его губы поджаты, как будто он сосал лимон, и ему это даже в какой-то степени понравилось. Думаю, это его нормальное выражение лица, подавляющее стон из-за того, что его включили в это собрание.

Он всего лишь ублюдок, и ему нравится быть таким, нравится знать, что никто его не выдержит. Ему доставляет болезненное удовольствие досадить людям, пока он в хороших отношениях с Бродериком.

Я не уверен, почему он должен быть здесь для этого, в офисе моего босса, но Антони всегда любит быть доступным.

Ненавидит, когда его оставляют в стороне.

Бродерик Стивенс говорит по громкой связи, заявляя, что в последнюю минуту произошла чрезвычайная ситуация, из-за которой он не смог присутствовать в офисе. Есть только я, Антони и пара головорезов, которых зовут Брюзер и Ховард.

Лично мне всегда больше всего нравился Говард.

Он мало говорит и всегда смотрит на Брюзера, который похож на одурманенного Боба Росса, с оттенком смешанного отвращения и тоски. Это восхитительно.

— Дай мне посмотреть, правильно ли я понимаю ситуацию, — напевает Бродерик. — Ты говоришь, что «Доки на Марки» снова работают, Габриэль?

Ухмылка Антони становится глубже, когда Бродерик произносит мое имя.

Я постукиваю ногой по плитке, чтобы Антони точно понял, что я чувствую по поводу его присутствия здесь. Он улыбается в ответ, хотя его губы все еще сморщены.

— Именно это я и говорю, — отвечаю я.

— Ты уверен, что это не ошибка? — спрашивает Антони.

Он на днях попросит нож между ребер. — Я не совершаю таких ошибок.

Золотой дневной свет просачивается сквозь закрытые жалюзи в офисе, и, судя по тишине на другом конце телефона, мой босс недоволен тем, что я нашел вчера вечером в «Доки на Марки».