Любовь после никогда

Я открываю глаза и смахиваю пыль. Это уже не тот подвал, где я в последний раз просыпалась со стулом. Нигде и близко.

Запах плесени, грибка и пыли ударяет мне в ноздри, и я думаю, что нахожусь где-то недалеко от «Доков». Повреждение водой деревянных балок, поддерживающих пол надо мной. Впереди открытое пространство склада доносит до меня каждый слабый звук, усиленный. Тусклые окна пропускают лишь мельчайшие полосы слабого солнечного света, и этого достаточно, чтобы я могла распознать пыль на бетонном полу.

Части соединяются слишком медленно для моего же блага.

Я вернулась в заброшенные «Доки на Марки». И действительно, если я вытяну голову так, что сломаю себе шею, я смогу различить слабый кровавый след, по которому тащили сына сенатора. Однако с этой точки зрения почти невозможно увидеть, где расположились специалисты на месте преступления.

Осознание этого заставляет меня сильно тянуть веревки на запястьях и лодыжках, грубые волокна впиваются в мою кожу при каждом движении.

— Что за херня? — я стону. Мой голос — тихий бессвязный звук, горло воспалено.

Даже говорить больно.

— Мне следовало добиться своего, пока я мог. Однако сожаления напрасны.

Голос слышится слева, и я замираю. Черт . Я не осознавала, что здесь кто-то есть. Я должна была это сделать.

Из тени выходит Клинт, и у него такой откровенный взгляд, который я заметила только один раз. Холодный, расчетливый, тот тип бесстыдной сделки, которую можно ожидать от измученной души. Теперь это выражение стало его неотъемлемой частью, запечатленным в его чертах, и мне интересно, насколько тяжело ему, должно быть, было притворяться иначе.

Сейчас он не тот симпатичный новенький мальчик. Я не уверена, был ли он когда-либо. Как долго он притворяется?

Теперь я смотрю на чертового монстра.

Я заставляю себя сохранять спокойствие. — Говорим об изнасиловании. Очень великодушно с твоей стороны. — я дергаю запястье. — Как насчет того, чтобы развязать меня?

Он пожимает плечами, его руки в карманах куртки, а значок все еще висит на петле на поясе. Он был сегодня на пресс-конференции, стоял вместе с другими офицерами и смотрел, как я выступаю.

— Ты не раздражаешь глаза, — отвечает он. — Особенно, когда ты вся накрашена. Не говоря уже о том, как приятно было бы преподать тебе урок. — в его голосе больше нет интонаций. Ни намека на чувства в том, как он говорит или смотрит на меня.

— С твоим членом? Ты настоящий оригинал, Клинт. Могу я называть тебя Клинт? Или ты бы предпочел что-то вроде мудак ? Я открыта для новых прозвищ, — я снова дергаю веревки и обнаруживаю, что они держатся крепко и крепче, чем раньше.

Кто-нибудь знает, что я здесь?

Клинт, должно быть, применил ко мне что-то, чтобы я потеряла сознание. Он сам меня из участка вывез?

— Я бы предпочел, чтобы ты называла меня сэр , — его ухмылка становится горячей, и он делает шаг вперед, руки все еще в карманах, хотя под тканью его классических брюк, ближе всего к указанному члену, наблюдается движение. Я подавляю дрожь, мой желудок болезненно урчит при мысли о том, что Клинт трогает себя передо мной.

— Извини. Меня околдовал только один человек. Я не тороплюсь повторять этот опыт. И уж точно не с тобой, — я скалю зубы Клинту.

— О да, я слышал о твоем маленьком выступлении в «Кнут».

Его слова пронзили меня и оставили мороз в моей крови.

— Слышал, тебя грубо оттрахали на сцене. Хотел бы я быть там и увидеть это своими глазами, — размышляет он. — Я всегда думал, что ты станешь намного счастливее, проглотив хороший член.

Если он приблизится ко мне со своим, то я его откушу.

Клинт узнает эту мысль — я думаю, я слишком напряжена, чтобы скрыть ее от моего лица — но вместо того, чтобы отступить, он подходит еще ближе.

— Ты просто не понимаешь, Синклер. Никто из вас этого не понимает. — он вытаскивает из кобуры пистолет и направляет его на меня, снимая предохранитель. Мои внутренности замерзают. — В этом городе нет хорошего способа быть кем-то. Ты можешь быть либо богом, либо дьяволом. Никакой золотой середины нет.

— Я не уверена, какое отношение я имею ко всему этому, — медленно отвечаю я.

Я никогда не справлялась с ситуациями с заложниками.

Мой характер берет надо мной верх, и я теряю хладнокровие даже на тренировках, поэтому мои начальники никогда не позволяли мне участвовать в реальных ситуациях.

За исключением того, что теперь на кону моя жизнь, и я пытаюсь отговорить психопата с пистолетом, направленным мне между глаз.

Клинт сосет губы. — О, Лейла.

Я чертовски ненавижу, как он произносит мое имя.

— Дай угадаю, — продолжаю я. — Слишком сложно быть богом, поэтому ты решил пойти в противоположном направлении. У тебя, вероятно, тоже есть какая-то слезливая история, сопровождающая это решение. Либо у тебя серьезное отсутствие трудовой этики. Клинт, я поняла на этот раз?

Его хватка на пистолете не ослабевает. Он такой устойчивый, каким я его когда-либо видела. — Работать на Джерри — это все равно, что работать на проклятого клоуна. Мне нужно было більше, — что-то в этих словах заставляет меня понять его мотивы.