Зря я не предупредил о своем приезде – приеду, а его нет. Я расскажу ему свой сон – он умрет со смеху. У меня не было возможности слышать его раскатистый смех наяву, он расхохотался во сне. Так лия смешон, как ему показалось? “Ты когда-нибудь спал с женщиной?” – это, конечно, крутое обвинение в мой адрес, но повод ли это для насмешек? Я уже не первый раз ловлю себя на том, что думаю, как дать отпор его высокомерию, его насмешкам, хотя понимаю, что ничего этого не было. И его живой образ явно дополняется моим воображением. Искать удовлетворение в победах над собственным вымыслом? Но ведь это борьба с ветряными мельницами…
Снова указатель: “Лопухино”. А где же одинокая липа?
С необузданным нетерпением я жажду встречи с Семеном и вот уже припарковываю автомобиль в тени раскидистого дуба.
– Барин на выезде, – сообщает мне краснощекий Илья, когда я подхожу к нему, сидящему на солнышке у плетеной корзины с луком.
– Где барин, – спрашиваю я, не совсем понимая, что значит “на выезде”, – как ты сказал?
Какое-то время Илья продолжает методично сплетать луковицы в золотистую косу, словно не слыша моего вопроса. Затем встает, его русые волосы нежным шелком стекают на плечи, он поворачивает ко мне свое красивое с белой кожей лицо, синие глаза прищурены в великодушной снисходительной ухмылке, он окидывает меня взглядом, как коня, словно собираясь купить.
– Ты мне можешь ответить? – напираю я и, сам не зная почему, делаю шаг назад.
– Впредь, – произносит Илья вдруг изменившимся суровым густым басом, – никогда не говорите мне “ты”.
Ухмылка сходит с его лица, на нем теперь маска спокойного равнодушия, и только глаза еще выжидательно сверлят меня: что я отвечу? А мне нечего сказать, для меня ясно, что Илья не такой уж простачок-простофиля, каким я его себе представлял. И никакой он не полоумный, каким его пытался представить Семен. Кто же он? Вот еще одна загадка из жизни Семена. Пауза затягивается, и каким-то шестым чувством я ощущаю сзади… Жуткий холодок пробегает по моей спине, вдруг немеют ноги… Кажется, что вот-вот меня схватят за шею. Я боюсь повернуть голову, взглядом прошу прощения у Ильи, прошу пощады.
– Ко мне, Цезарь!
Илья приходит мне на помощь. Цезарь является из-за моей спины, как привидение, обнюхивает штанину, фыркнув, идет к Илье и садится у ног. Я, конечно, малость струхнул, но виду не подаю.
– Барин будет к обеду, – потеплевшим голосом произносит Илья, – можете подождать. Он садится на табурет и снова принимается плести косу, а я не знаю, что предпринять, и добываю носовой платок, чтобы вытереть лысину. И все еще не отвожу взгляд от Цезаря.
– Ааа…
– Можете поехать к нему, хотя он этого и не любит.
Затем Илья рассказывает, как мне найти Семена. Можно идти пешком через лес, это займет больше часа, а можно добраться и на машине, хотя барин, подчеркивает еще раз Илья, этого не любит.
– Он дважды вспоминал о вас, я вам звонил, но дома не застал.
– Вы можете назвать фамилию барина?
Илья раздумывает. Недоверчиво смотрит на меня и, вероятно, все взвесив, произносит:
– Лопухин. Разве вы не знаете?
Илья удивлен этим фактом, и это удивление звучит, как укор. Не знаю почему, я чувствую себя виноватым, а синие глаза все еще немо вопрошают: “Как же так!”
Расспрашивать Илью, выведывать у него еще какие-то сведения о Семене я не решаюсь. Да и он принимается за свои луковицы, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. А я довольствуюсь тем, что задаю себе новый вопрос: случайность ли то, что Семен Лопухин живет в поселке под названием Лопухино?
Узкая асфальтовая лента петляет среди высоких сосен, ехать приходится медленно, то и дело круто вращая баранку то влево, то вправо. Иногда доходит почти до полной остановки – такие крутые повороты. Тут не очень-то разгонишься. Видимо, при кладке асфальта старались как можно меньше спилить сосен, высокие кроны которых, касаясь друг друга, образуют невесомую зеленую крышу. Я не могу не остановить машину и не выйти. Картина сказочная. И как весело и глубоко дышится! Кое-где солнечные лучи проникают сквозь дыры крыши, пронизывая этот звонкий, прохладный, голубоватый воздух. Эти северные сияньица обнаруживаются и слева, и справа… Оставив машину, я иду в глубь леса, ступая по мягкой подстилке из опавших сосновых веток, затем останавливаюсь и слушаю: только птицы слышны. Сколько же здесь тишины! Как много невостребованной красоты! Просто удивительно, как одурманила человека урбанизация.
Ни ветерка…
Как жаль, что нет рядом Настеньки.
Когда поворачиваешь голову в сторону дороги и видишь какую-то красную жестянку о четырех колесах, угрюмо глазеющую на тебя своими стеклянными глазками, хочется крикнуть: “Зачем ты здесь?!” И сказочное впечатление тут же рушится вторжением этого выкидыша цивилизации, посягнувшего своей выхлопной трубой на хрупкую девственную прозрачность воздуха.