Для нее стали понятны его слова о том, как ему хочется, чтобы они были одни. Накануне она нашла их романтичными, но теперь они приобрели для нее совершенно иной смысл: он не хотел — или не мог рисковать, — чтобы их видели вместе.
Она вспомнила прошлую ночь, и все ее тело отозвалось на это воспоминание. Как замечательно это было, каким щедрым любовником оказался Алекс! Ей нужно уехать, она не имеет права оставаться здесь! Энн знала, что нарастающее чувство вины помешает ей быть с ним счастливой.
Она медленно одевалась, со страхом думая о том, как сказать ему о своем решении уехать. С одной стороны, она знала, что он рассердится, с другой — не сомневалась, что, оказавшись рядом с ним, не решится заговорить об этом. Энн боялась передумать, боялась, что ей захочется протянуть к нему руки, коснуться его, снова почувствовать вкус его губ…
Пользуясь собственной косметикой, она тщательно наложила макияж. Почему-то — и это было против всякой логики — его жена вызывала у нее неприязнь. Энн покачала головой, глядя на собственное отражение в зеркале. Как это глупо, как бессмысленно испытывать недобрые чувства к незнакомому человеку, которого наверняка никогда не встретишь! Скорее всего это ревность! Она захлопнула косметичку, быстро собрала свои немногочисленные вещи и сложила их в чемодан.
Спустившись вниз, она пошла искать Алекса. Во всех комнатах в каминах горел огонь, но Алекса нигде не было. Ей показалось, что из-за одной двери доносится его голос. Она приблизилась к ней на цыпочках, но там было тихо. Тем не менее за дверью ощущалось чье-то присутствие. Энн осторожно постучала — ей не ответили, тогда она вошла. Алекс сидел за письменным столом спиной к ней и напряженно слушал то, что ему говорили по телефону. Она постояла, ожидая, чтобы он заметил ее.
— Да ты просто идиот, Найджел! — неожиданно закричал Алекс. — Ты забыл, что я тебе без конца повторяю: все нужно проверить, придурок! Нужно рассуждать! Неужели ты не способен логически мыслить? Позови к телефону Янни! — зарычал он.
Энн решила, что ей лучше уйти, но не успела, потому что Алекс повернулся в ее сторону. Ее поразило его лицо, искаженное холодным гневом, и полные ярости глаза. Не замечая, как ей показалось, ее присутствия, он разразился — по-видимому, по-гречески — целым потоком сердитых слов. Энн пятясь вышла из комнаты. Пройдя по коридору, она открыла обитую зеленым сукном дверь и очутилась на кухне. Потрясенная видом незнакомого ей Алекса, не зная, что делать дальше, она принялась готовить завтрак. Однако, сказала она себе, у нее нет никаких оснований удивляться: не может же она утверждать, что знает его. Очевидно, существует и совсем другой Алекс, и она предпочла бы ничем не вызвать его гнев, хотя теперь, вероятно, ей это уже не угрожает.
Добрых полчаса прошло, прежде чем он пришел на кухню. Ни слова не говоря, он остановился у окна и стал глядеть в сад. Брови его были нахмурены, руки засунуты глубоко в карманы. Энн не решалась заговорить, спросить, что случилось. Сейчас, кажется, не самый подходящий момент для разговора об отъезде. Лучше ничего не говорить, ни о чем не спрашивать. Она поджаривала яйца.
Завтрак был готов, но Алекс по-прежнему стоял к ней спиной.
— Алекс, завтрак остынет, — осмелилась она произнести и робко коснулась его руки.
— Спасибо, — сказал он, продолжая хмуриться, потом начал есть. — Прости меня, дорогая, — неожиданно обратился он к ней. — Мне так не хотелось, чтобы наша неделя была испорчена, и вот произошло такое! Меня окружают дураки! — Он сердито ударил кулаком по столу.
Энн почувствовала, что испытывает совершенно нелогичное облегчение оттого, что он назвал ее «дорогая». Значит, его гнев был вызван не тем, что она смеялась! Но какое это теперь имеет значение? Она посмотрела на его хмурое лицо, на тонкие руки, так нежно ласкавшие ее прошлой ночью, и невольно, наперекор своим добрым намерениям, взяла одну из них, поднесла к губам и поцеловала.
— Агапи! — застенчиво сказала она.
Алекс улыбнулся, весь его гнев испарился, на лице снова появилось мягкое выражение.
— Это как раз то, что мне необходимо: спокойная женщина, которая поможет и мне оставаться спокойным и сохранять чувство перспективы. Но ты ничего не ешь, радость моя!
— Я никогда не завтракаю.
— Нужно есть, ты ведь не обедала и, если память мне не изменяет, провела напряженную ночь. Вот, возьми. — И он, несмотря на протесты Энн, начал кормить ее, поддевая вилкой еду со своей тарелки. Потом отодвинул тарелку. — Иди сюда, — распорядился он и притянул ее к себе на колени. Она пыталась сопротивляться, но он был сильнее.
— От тебя пахнет мылом, — удивленно сказал он, целуя ее в шею.
— Я забыла вчера захватить духи, — объяснила она, — все делалось в такой спешке.
— А те, что в ванной, тебе не понравились?
— Да нет, там прекрасные духи, — выдавила из себя Энн.
— Почему же ты не надушилась?
— Я не знаю, чьи они, — чопорно ответила она.
Алекс рассмеялся.
— Теперь понимаю, почему ты явилась в спальню, завернувшись в полотенце, и не надела тот красивый пеньюар. Ты ревнуешь! — торжественно воскликнул он.