— О, Алекс, я даже не подозревала, что такое возможно! — воскликнула она.
…Для них уже не было ни прошлого, ни будущего. Существовало только полное любви настоящее.
Глава 7
— Агапи моу, просыпайся. С'агапо, Анна, с'агапо…
Эти незнакомые слова проникли в пробуждающееся сознание Энн. Произносивший их голос был мягок, но настойчив. Она открыла глаза и радостно улыбнулась, вспомнив, где она находится.
— Агапи? — повторила она. — Что это значит?
— Любимая, — объяснил он, целуя ее.
— Как прекрасно это звучит! А остальные слова? Там были ведь еще и другие, правда?
— Да, моя радость, слова, которые мужчины говорят своим возлюбленным. Посмотри, я приготовил для тебя чай, — гордо объявил он.
Приподнявшись на подушке, она взяла у него чашку и немного отхлебнула. На ее лице появилась легкая гримаса.
— Алекс, ты, может быть, самый замечательный возлюбленный на свете, — сказала она, — но худшего чая я еще не пила!
— Мне никогда не приходилось его заваривать. А что я сделал не так?
— Люди обычно сперва кипятят воду, — объяснила она со счастливой улыбкой.
Покрывавшая ее простыня сползла, и она поспешила снова натянуть ее.
— Нет, нет, дорогая! — Он осторожно взял простыню у нее из рук и полностью обнажил Энн. — Пожалуйста, позволь мне смотреть на тебя. После такой ночи любви, что может быть более естественным, чем желание любоваться твоим телом?
— Ты смущаешь меня. Я не привыкла… — Ее голос замер.
— Придется научиться, любовь моя. Когда мы одни, как сейчас, мне хочется все время смотреть на тебя, вспоминая, предвкушая…
Наклонившись, он поцеловал ее. Она неожиданно рассмеялась, и он резко выпрямился.
— Прости меня, но мне вдруг стало очень смешно — я подумала, что сказали бы обо мне остальные члены комитета по организации церковного праздника, увидев меня сейчас. — Она задыхалась от смеха. — У них был бы удар, а меня с позором изгнали бы из лона церкви, можешь себе представить?..
Продолжая смеяться, она откинулась на подушки. Алекс стоял с каменным лицом, положив руки на пояс, явно не разделяя ее веселья.
— Пожалуйста, прости меня, я ведь не над тобой смеялась, а над собой, — быстро добавила она, заметив серьезное, почти обиженное выражение его лица.
— Я проголодался, — отрывисто сообщил он. — Мне нужно кое-кому позвонить, если ты не против, а ты, может быть, приготовишь для нас завтрак?
— А можно я быстренько приму ванну? — спросила Энн, стараясь больше не смеяться.
— Поторопись, — коротко ответил он, выходя из комнаты.
Энн лежала в ванне, от всей души сожалея о случившемся с ней приступе смешливости. Видимо, она оскорбила его чувства. Ей так хотелось ничем не испортить эту неделю, но почему он расстроился из-за такой ерунды? Ведь было в самом деле смешно.
Она с любопытством осмотрелась. Ванная была просторнее ее собственной спальни. Толстый белый ковер покрывал ступени, ведущие вниз, к утопленной в полу ванне. Вода вытекала из открытых ртов больших золотых дельфинов, изящно изогнувшихся над ванной. Невидимые светильники ярко освещали комнату. В ней стояли кресла, столики с безделушками и книгами. Там был телефон, телевизор и даже серебряный поднос с набором напитков. Нельзя было сразу понять — гостиная это или ванная.
Завернувшись в белый купальный халат, Энн подошла к мраморному туалету, который поддерживали два золотых орла с распростертыми крыльями. На туалете стояли флаконы с духами и маслом для ванны — многие из них были давно знакомы Энн и нравились ей. Она вынимала из флаконов пробки, вдыхала различные запахи, чтобы вспомнить их и выбрать что-нибудь для себя. На другой половине туалета выстроились баночки с косметикой — все необходимое для макияжа и ухода за кожей. Но кому они принадлежали?.. Один пузырек выскользнул у нее из рук, и тонкая струйка дорогих духов зазмеилась по белоснежному мрамору. Энн схватила бумажную салфетку из стоявшей тут же коробки и стала торопливо вытирать образовавшуюся дорожку, опасаясь, что от нее останется след, указывающий на присутствие посторонних.
Энн тяжело опустилась на табурет. Она увидела в зеркале свое огорченное лицо. Радость, которую она испытывала проснувшись, покинула ее при виде всего этого арсенала средств, принадлежащих другой женщине.
Что она здесь делает? О чем думает, играя в эту опасную игру? Какое у нее право находиться в ванной комнате его жены, пользоваться ее вещами и — что хуже всего! — спать с ее мужем? Она стала воплощением всего того, что так презирала раньше, — другой женщиной!
Она позволила себе унестись на волне увлечения и ярких переживаний, внезапно ворвавшихся в ее тусклое существование. Дома, в Мидфилде, она хладнокровно взвешивала, какое влияние этот роман может оказать на ее жизнь, ни на минуту не задумываясь о том, что это будет означать для жены Алекса. Там легко было игнорировать чувства этой незнакомой женщины, но сейчас, среди ее вещей, это становилось немыслимым.
Энн с отвращением посмотрела на шелковый пеньюар, которым пренебрегла прошлой ночью. Алекс казался ей глубоко чувствующим человеком, но если это действительно так, ему не следовало привозить ее сюда.