Любовь приходит дважды

– Ни фига себе! – поразился одноглазый Пират, вытащив из ящика пустую бутылку. – Че мы пьем-то…

– Вот я и говорю, – продолжила Ирина Львовна, строго глядя на Татьяну Эрнестовну сквозь опустевший бокал, – надо всегда точно знать, что может быть, а чего нет… Потому что это очень важно…

Татьяна Эрнестовна, лихорадочно пудрившая носик, собралась было ответить, но тут на весь зал раздался пронзительный визг Манечки.

Фея Ночи вздрогнула и уронила на пол пуховку, почти совсем новую и очень дорогую. Это здорово разозлило Татьяну Эрнестовну, которая подумала о Манечке в не очень приличествующих культурной женщине выражениях.

Ирина Львовна медленно обернулась и сфокусировала взгляд на высокой фигуре Санта-Клауса, стоявшего рядом со сценой и протягивавшего бокал завхозу. Маленький ярко-алый вихрь, на ходу сдирая с себя дед-морозовские атрибуты и продолжая восторженно вопить, налетел на Санту и повис на его шее.

– Подумаешь, – заметил трудовик, убирая в ящик пустую бутылку с этикеткой «Асти Мартини» и доставая полную, – а вот я сразу же, как только увидел эту буржуйскую шипучку, догадался, что он – это он.

* * *

– Ну, с Новым годом, что ли? – провозгласила наконец улыбающаяся завхоз, и над залом поплыл хрустальный перезвон.

Санта-Клаус, больше известный присутствующим как Карл Роджерс, кивнул Екатерине Алексеевне и щелкнул тумблером на главном пульте управления всей новогодней техникой.

Свет в зале погас. Стоявшая в центре зала елка жарко полыхнула разноцветными огнями. Где-то далеко, на Дворцовой, а может, и на Красной, площади, и в то же время до странности близко тяжело и гулко начали бить часы. За окнами взвыла и взвихрилась новогодняя метель.

Учителя, потрясенные и очарованные, завертели головами, следя за полетом крошечных, светящихся в воздухе золотых и серебряных бабочек. Санта-Клаус пригоршнями доставал их из кармана и, дуя на ладонь, отправлял в короткое странствие над столиками. Покружившись немного, бабочки с легким звоном таяли, оставляя после себя тонкий хвойно-апельсиново-шоколадный аромат.

Манечка, изловчившись, поймала одну и попробовала ее на вкус – точно капелька росы с чуть заметным привкусом праздника.

Секретарша восторженно ойкнула и попыталась выскочить из-за столика, чтобы снова выразить волшебнику Карлу все свои чувства по поводу его приезда, но муж мягко удержал ее:

– Подойдем вместе, я тоже хочу с ним поздороваться.

Манечка скрипнула жемчужными зубками, но сдержалась.

– Хорошо, – пропела она, – пойдем вместе. Только шапочку свою с косами захвати, Снегурочка.

Физрук жалобно посмотрел на нее, но Манечка была неумолима.

Между тем, пока они препирались, пространство вокруг Санта-Клауса оказалось уже заполненным.

Быстрее всех опомнилась от магии и подскочила к нему Ирина Львовна. Вслед за нею, шурша костюмами и толкаясь, подлетели Фея Ночи, Лиса Алиса и Снегурочки из начальной школы, а потом и остальные.

Санта со всеми здоровался, кланялся, улыбался, сверкая белоснежной улыбкой на загорелом лице, целовал дамам ручки. С него тут же стащили бороду и колпак, так оно привычнее.

Санта выпустил в воздух последнюю партию бабочек, после чего снял свой алый кафтан с подложенной к животу подушкой и отдал на хранение трудовику.

Тот с важным видом принял кафтан, кивнул и включил школьную стереосистему. Учителя, готовые к акустическому удару, на всякий случай отступили на шаг; но вместо диких криков и завываний, вместо хриплого воя или тошнотворного мяуканья они услышали Музыку.

Это оказалась настоящая Музыка, негромкая и нежная, такая, что учителям-женщинам вдруг захотелось оправить складки длинных, со шлейфами открытых платьях и обмахнуться веерами из страусиных перьев. У каждой возникло желание, скромно и застенчиво улыбаясь, потупя глаза, протянуть руку кавалеру во фрачной паре. Под эту музыку можно было танцевать, медленно, томно и плавно, закинув на плечо партнеру обнаженную руку, можно было вполголоса обмениваться любезностями, признаваться в пылких чувствах или просто болтать, смеясь, о всяких милых пустяках. Эта музыка, минуя уши, проникала прямо в спинной мозг и сладостной волной стекала в кончики бальных туфелек.

Санта-Клаус, он же Карл Роджерс, улыбаясь, склонился перед Ириной Львовной, приглашая ее на танец. И, хотя вместо фрачной пары на нем была белая рубашка и модные вытертые джинсы (от красных санта-клаусовских штанов размера на четыре больше, чем следовало бы, он тоже успел избавиться, непонятно, когда и как), англичанка с радостью приняла приглашение.

– Танцуют все! – провозгласила завхоз и потащила из-за стола своего Михаила Ивановича, который только-только положил себе на тарелку четвертый кусок сладкого пирога.

* * *

Ну, все не все, но многие действительно танцевали. Самое главное, ни один мужчина, за исключением спящего вахтера, на месте не сидел.