Любовь против правил

— Вы не находите соглашения подобного рода крайне отвратительными?

Восторг и мука — вначале ее разрывали эти две совершенно противоположные эмоции. Но теперь осталась одна только мука, придавившая ее своей отупляющей тяжестью. Тон его был учтивым. Но вопрос прозвучал обвинением в соучастии. Его бы не было здесь, если бы она не согласилась.

— Я… — Она играла adagio sostenuto слишком быстро. Не лунный свет звучал в ее сонате, а удары ветвей, бьющих по ставням под порывами штормового ветра. — Думаю, у меня было время привыкнуть к этому. Всю свою жизнь я знала, что не имею права голоса в данном вопросе.

— Мой предшественник тянул с этим долгие годы, — сказал граф. — Он должен был сделать это гораздо раньше: обзавестись наследником и оставить все собственному сыну. Мы с ним в очень отдаленном родстве.

«Он не хочет жениться на мне, — ошеломленно подумала Милли. — Не имеет ни малейшего желания».

В этом не было ничего нового. Его предшественник тоже не собирался на ней жениться. Она принимала его нежелание как само собой разумеющееся. Никогда и не ожидала чего-то иного. В самом деле. Но равнодушие молодого человека, сидевшего рядом с ней на скамейке перед роялем… Это ранило так, будто ее вынудили держать глыбу льда голыми руками. Ледяной холод, переходящий в нестерпимую жгучую боль.

И самое досадное и унизительное — ее безудержно влекло к тому, кто не отвечал ей взаимностью, кто не допускал даже мысли взять ее в жены.

Он перевернул следующую страницу.

— Вы никогда не думали про себя: «Я не стану этого делать»?

— Конечно, такая мысль приходила мне, — сказала она, внезапно ожесточаясь после всех этих лет безмятежной покорности. Однако голос ее по-прежнему звучал спокойно и ровно. — Но затем я подумала: а что дальше? Убежать? Мои старания выглядеть как леди немногого стоят за пределами этого дома. Предложить свои услуги в качестве гувернантки? Я ничего не знаю о детях — совсем ничего. Просто отказаться и посмотреть, достаточно ли любит меня отец, чтобы не отречься от меня? Не уверена, что мне хватило бы решимости выяснять это.

Он потер угол страницы между пальцами.

— Как вы все это терпите?

На этот раз в его вопросе не прозвучало обвинительных ноток. Если бы она захотела, то могла бы уловить в нем даже слабый оттенок сочувствия, что только усилило бы ее муку.

— Я стараюсь занять себя делами и не думать слишком много по этому поводу, — сказала она таким резким тоном, какой редко себе позволяла.

Вот так, она привыкла быть бездумным автоматом, действовавшим по чужой указке. Вставала, ложилась спать, а в промежутке терпела пренебрежение тех, кого подыскивали ей в мужья.

Больше они ничего не говорили друг другу, только обменялись обычными любезностями в конце ее выступления. Все дружно захлопали. Миссис Клементс произнесла несколько теплых слов по поводу музыкальных способностей Милли, но та их едва ли услышала.

Остаток вечера тянулся мучительно долго, подобно царствованию Елизаветы.

Мистер Грейвз, обычно флегматичный и неразговорчивый, оживленно обсуждал с графом крикет. Милли и миссис Грейвз с большим вниманием слушали армейские истории полковника Клементса. Если бы кто-нибудь заглянул в окно, он счел бы компанию в гостиной вполне обычной, даже веселой.

И тем не менее в комнате скопилось достаточно грусти, чтобы увяли цветы и покоробились обои на стенах. Никто не заметил страданий графа. И никто — кроме миссис Грейвз, бросавшей украдкой встревоженные взгляды на дочь, — не обратил внимания на страдающую Милли. Неужели несчастье и вправду совершенно невидимо? Или люди предпочитают просто отворачиваться от него, как от проказы?

После того как гости уехали, мистер Грейвз объявил, что званый обед удался на славу. И он, скептически относившийся к прежнему графу, высказал явное одобрение его молодому преемнику.

— Я буду счастлив иметь лорда Фицхью своим зятем.

— Но он еще не сделал предложения, — напомнила ему Милли. — А может, это и не входит в его планы.

Вернее, она на это надеялась. Пусть найдут для нее кого-нибудь еще. Любого другого.

— О, за этим дело не станет, — сказал мистер Грейвз. — У него нет выбора.

— Неужели у вас действительно нет другого выхода? — спросила Изабелл.

В глазах ее блеснули непролитые слезы. Грудь Фица разрывалась от сознания безнадежности. Он ничего не мог поделать, чтобы избежать этого будущего, неотвратимо надвигавшегося на него, как сошедший с рельсов поезд. И не в силах был хотя бы смягчить боль девушки, которую любил.

— Все, что я могу сделать, — это отправиться в Лондон и посмотреть, не выберет ли меня другая наследница.

Изабелл отвернулась и вытерла глаза ладонью.

— Что она представляет собой, эта мисс Грейвз?

Какое это имеет значение? Он не мог даже припомнить ее лица. Да и не хотел.

— Обычная девушка.

— Она красива?

— Не знаю. — Он покачал головой. — Меня это не волнует.

Она не Изабелл — значит, не может быть достаточно красивой.