Любовь Психеи и Купидона

— А разве вы сами решитесь сравнить удовольствие, доставляемое смехом, с чувством сострадания? — возразил Арист. — Сострадания, которое есть восторг, экстаз? Да и может ли быть иначе, если слезы, которые мы проливаем по причине наших собственных горестей, являются (как утверждает Гомер, хоть я и не вполне разделяю его мнение), — если слезы, говорю я, являются, по словам этого божественного поэта, своего рода сладострастием? Ведь в той песне, где у него плачут Ахилл и Приам[44], — первый — вспоминая о Патрокле, второй — о смерти последнего своего сына, — Гомер говорит, что они упиваются скорбью, как если бы она была чем-то сладостным.

— Да пошлет вам небо побольше таких восторгов! — воскликнул Геласт. — Я вам не буду завидовать. Такие экстазы сострадания не в моем характере. Смех для меня — нечто более живое и волнующее: словом, смех мне больше по сердцу. В этом со мной согласна вся природа. Полюбуйтесь на двор Кифереи: вы услышите там смех, но отнюдь не плач.

— Вот мы снова и забрались за облака, — сказал Арист. — Вы самый легковесный защитник комедии, другого такого я уже давно не встречал.

— А мы снова углубились в дебри платонизма, — откликнулся Геласт. — Что ж, будем блуждать в них, раз это вам так нравится. Но все же я скажу вам кое-что существенное по поводу слез, ссылаясь на это самое место из Гомера, которого вам угодно сделать вашим поручителем. Когда Ахилл наплакался вволю (замечу в скобках, что и смеялся он, наверно, тоже досыта: все, что делают герои, они доводят до высшей степени совершенства), так вот, когда Ахилл насытился слезами, он сказал Приаму: «О несчастный старец! Такова участь смертных: они проводят жизнь в слезах. Только боги свободны от бедствий и живут на горных высотах, не зная страданий». Что вы на это ответите?

— Я отвечу, — сказал Арист, — что смертные смертны, когда они оплакивают свои скорби; но когда они оплакивают чужие скорби, они уже боги.

— Боги не оплакивают ни своих скорбей, ни чужих, — возразил Геласт. — Что касается смеха, то это их удел. О том, что иначе и быть не может, Гомер говорит в другом месте: рассказывая о том, какой смех охватил блаженных бессмертных, когда они увидели в своих чертогах хромающего Вулкана[45], он употребляет слово «неудержимый», показывающее, что смех богов свойствен их природе, меж тем как слово «блаженные» показывает, что блаженство богов заключается в смехе.

— Эти два слова показывают, что Гомер здесь ошибся, и только. Платон упрекает его за это в III книге «Государства». Он осуждает Гомера за то, что он приписывает богам чрезмерную слезливость, недостойную особ сколько-нибудь значительных.