Любовь Психеи и Купидона

— Кроткий свет дня! — восклицала она. — Как трудно прощаться с тобой! Увы! Куда я отправлюсь, когда покину тебя? Милосердные дщери Аида, помогите мне порвать узы, связывающие меня с жизнью, явитесь показать мне то, что я теряю!

Наконец, она собралась с духом, безмерность несчастья подавила в ней остатки любви к жизни, и Психея ринулась в пропасть с таким неистовством и стремительностью, что Зефир, следивший за нею и имевший приказание унести ее в случае, если скорбь толкнет ее на отчаянный шаг, едва успел сохранить ей жизнь. Промедли он хоть мгновение, и Психеи не было бы на свете. Он извлек ее из бездны и направил в воздухе по другому пути, нежели избранный ею: он удалил ее из этих мрачных мест и перенес, вместе с одеждами, на берега реки, которые, будучи необычайно высокими и крутыми, могли быть названы пропастью не менее ужасною, чем та, прежняя.

Обыкновение всех несчастных — видеть вещи в самом мрачном свете. Психея вообразила, что ее супруг, вне себя от гнева, перенес ее на берега этой реки для того, чтобы она утопилась: такой род смерти был более способен удовлетворить его, чем какой-либо другой, потому что он был более медленным и, следовательно, более жестоким; может быть также, что она не должна была осквернить эти скалы своей кровью. Почем знать, не предназначил ли их ее муж для совершенно иного употребления? Это удаленное и недоступное место могло быть любовным убежищем, где сын Киприды, страшась матери, устроил тайный приют для своих возлюбленных, как он устроил его для супруги; поэтому она совершила бы святотатство, превратив в орудие отчаяния то, что должно было служить целям наслаждения.

Вот как рассуждала несчастная Психея, изобретательно выискивая все новые беды, но отнюдь не угадывая истинных намерений Амура, которому это место, где сейчас находилась красавица, пришло на ум совершенно случайно, если только он вообще не предоставил выбор его на усмотрение Зефира. Амур хотел, чтобы Психея помучилась, но он вовсе не желал ей смерти. Руководствуясь этим, он запретил Зефиру покидать ее под каким бы то ни было предлогом, хотя бы сама Флора пригласила его на нежное свидание, пока первый порыв Психеи не пройдет.

Я не раз удивлялся, почему Зефир сам не влюбился в нее. Впрочем, Флора имеет свои достоинства, а кроме того, подбирать наследство хозяина, и притом такого, как Амур, было бы слишком большим и к тому же бесполезным вероломством.

Итак, не сводя глаз с Психеи и видя, как жалостно она поглядывает на реку, Зефир подумал, что в ее душе снова шевелятся отчаянные мысли, и потому, чтобы не быть застигнутым врасплох, Зефир поставил обо всем в известность бога этой реки, который, по счастью, держал свой двор в двух шагах оттуда и имел при себе лучшую часть своих нимф.

Этот бог отличался холодным темпераментом и не слишком стремился услужить красавице или ее мужу. Тем не менее опасаясь, что если первая красавица мира, царская дочь и жена бога, покончит с собой в его владениях, поэты станут корить его и называть братом Стикса, — опасаясь этого, говорю я, он попросил своих нимф подхватить Психею и перенести на другой берег, который был не столь крутым, более приятным, чем этот, и насчитывал несколько населенных домов. Нимфы повиновались ему весьма охотно: они окружили красавицу, спрятавшись в прибрежных зарослях.

Психея в эту минуту размышляла о своих злоключениях, не зная, что и подумать о намерениях мужа и какой смерти предать себя. В конце концов, испустив глубокий вздох, она сказала: «Ну что ж! Я кончу мою жизнь в воде. Дай только судьба, чтобы смерть эта была ему приятна!» С этими словами она кинулась в реку, но к великому удивлению своему оказалась в объятиях Киммодокеи и милой Наиды. Это была приятнейшая встреча в мире. Две эти нимфы почти не разлучались с нею, ибо из всего сонма нимф Амур именно их избрал статс-дамами нашей героини в то блаженное время, когда Психея пользовалась расположением и привязанностью бога.

Эта встреча, которая должна была по меньшей мере несколько утешить Психею, лишь раздосадовала ее. Неужели она сохранит жизнь, и те, кто знал ее прежде, будут считать ее несчастной и покинутой? Увы, как безумны люди! Тот, кто утрачивает видное положение, избегает всех, кто знал его раньше, с большим старанием, чем людей совершенно ему чуждых, и нередко предпочитает смерть услуге, которую первые могли бы ему оказать. Мы переносим несчастье, но не в силах перенести стыд.

Я не решусь утверждать, что в этой реке водились тритоны, и не очень уверен, что последние вообще встречаются в реках. Могу лишь заверить, что ни один тритон не приблизился к нашей героине. Этой чести добились лишь наяды. Они так теснились вокруг красавицы, что вряд ли там нашлось местечко хоть для одного тритона. Наида и Киммодокея поддерживали Психею в своих объятиях; голова ее от изнурения и слабости склонялась то на одно, то на другое плечо, и на грудь ее лились потоки слез.