– С национальной кухней надо знакомиться на ее родине, – говорил Арон, тщательно выбирая ресторан – каждый вечер новый и обязательно с живой музыкой.
Это трио ничем не отличалось от других музыкантов. Старший, очень смуглый и почти седой, сильно хромал, женщина и второй мужчина, помоложе, бережно поддерживали его под руки. Впрочем, Галя их почти не видела: оберегая ее стеснительность, Арон всегда выбирал столик где-нибудь в глубине зала, подальше от эстрады. Посетители ресторана аплодировали, подпевали, а под хабанеру некоторые даже вышли на танцевальный круг. Песни сменяли одна другую, как вдруг…
– Ле-нин-град, Ле-нин-град, я еще не хочу умирать…
Галя вздрогнула. Не может быть!
– Что с тобой, Галочка?
– Подожди, Арон. Я не знаю, мне нужно…
Она подошла к музыкантам, дождалась окончания песни.
– Хосе?
– Га-ля?
Они смотрели друг на друга и молчали. Галя почти пожалела о своем порыве – зачем она подошла? И вдруг Хосе заговорил. Бурно, горячо, почти со слезами:
– Га-ля. Га-ля. Ла-пуш-ка моя. Я так виноват перед тобой. Я должен был вернуться!
– Ничего, Хосе, – она нежно, как ребенка, погладила его по почти совсем седой голове. – Ничего. Не вини себя. Все прошло.
Галя почувствовала за спиной какое-то движение и, стремительно обернувшись, увидела, как Арон медленно оседает на пол…
Ну зачем, зачем, зачем их понесло на эту проклятую Кубу?! Неужели на карте не хватало других мест? Почему ее палец угодил именно сюда?!
Она подняла голову: к ней стремительно шел смуглый молодой врач, до боли похожий на «ленинградского» Хосе, чудом явившегося из двадцатилетней пропасти. Галя даже зажмурилась и помотала головой, отгоняя наваждение. Что ей вдруг почудилось? Смуглый, высокий, черноглазый – вот и все.
– Сеньора! Не плачьте, сеньора! – Врач, как и многие здесь, говорил по-русски. – Не плачьте, все хорошо. Угрозы для жизни нет, он скоро поправится. Не плачьте, сеньора!
– Господи, спасибо Тебе! – сквозь слезы прошептала Галя.