На следующий день мы пошли в Маккарен-парк и слепили снеговика. Латиноамериканский мальчишка помог нам его украсить. Он немного подержался за мою руку. Потом сказал, что нам с Брайаном нужно пожениться. Брайан взглянул на меня и рассмеялся, потом спросил, не согласится ли мальчик выпить с нами по чашке горячего шоколада в кафе «Гринпойнт». Мальчик принял приглашение. Я не собиралась ни с кем делиться Брайаном, но мне нравилось, что он был открыт для общения. Я предложила мальчику позвонить маме и предупредить, куда он направляется. Я дала ему свой сотовый телефон. Вечером того дня я не нашла в исходящих незнакомого номера. Мальчик просто приложил телефон к уху и сделал вид, что разговаривает.
Тот день был одним из лучших дней, проведенных мной в чьей-либо компании. Вечером мы отправились в ресторан фондю, а после – всю ночь напролет пили и слушали Гетца и Жильберто. Я танцевала. Брайан наблюдал за мной.
Неделю спустя, когда снег растаял, мы решили отправиться на длинные выходные в Швецию. Поездка обошлась нам дороже, чем мы предполагали, ведь всегда забываешь принять в расчет такие траты, как такси до аэропорта или деньги, беззаботно просаженные в магазинах беспошлинной торговли. Мы к тому времени оба были в магистратуре, так что расплачиваться за поездку пришлось целый год. Я помню, что мы держались за руки в самолете. Ритуалы любви бесценны, ведь мы никогда не знаем, что́ нам уготовила судьба. Страх потери усиливает наслаждение, и одного без другого не бывает.
Доктор Феликсон осмотрел Дженнифер с глазу на глаз. Она плакала. Потом мы услышали голос доктора. По всей видимости, он разговаривал с отцом Брайана по телефону. Прежде чем уйти, он попросил нас звонить ему, если появятся вопросы, и добавил, что, с Божьей помощью, все мы это происшествие переживем. Я была слишком измотана, чтобы достать из машины свою визитку, и пообещала написать ему электронное письмо. Стоит ли говорить, что письма я так и не написала.
Вскоре после ухода доктора успокоительные стали клонить Дженнифер в сон, словно буксир, вытягивающий корабль на морской простор. Она пробормотала, что если Алан позвонит или приедет, сказать ему, что она умерла. Я кивнула.
Затем она легла на диван, и успокоительные утянули ее в сон так быстро, что она засопела, едва закрыв глаза.
Я сама удивилась тому, что поняла, почему она не смогла пойти и лечь в спальне. Я накрыла ее еще одним покрывалом. Ночью температура тела падает.
Брайан подошел и обнял меня. Он выключил свет и поцеловал меня в губы. Вдруг мне стало не по себе.
Я отстранилась.
Пару мгновений он оставался недвижим.
Потом поцеловал меня в лоб и вышел. Я услышала, как он завел машину и уехал. Он не рассердился, ведь мы понимаем друг друга с полуслова – словно две карты в атласе, прижатые друг к другу лицами.
Виной тому могла быть полутьма комнаты, или аромат позднего лета, проникающий внутрь, невзирая на сетки на окнах, или даже – прикосновение диванной обивки к моим голым ногам. Все это было словно реквизитом, искусно расставленным моей памятью, которая решила перенести меня в давно прошедший день моей жизни.
Во мне затрепетало ощущение детства, подлинное ощущение себя в двухлетнем возрасте. Я замерла. Словно пещерный человек, которому случайно удалось высечь огонь и которому больше всего на свете хочется, чтобы он не потух еще пусть несколько мгновений.
Словно я, двухлетняя, сидела у себя внутри, как предпоследняя по величине матрешка. Теперь она всплыла на поверхность моего сознания, и я почувствовала с абсолютной точностью, каково было быть двухлетней девочкой в один особенный день из семидесятых.
Мои родители привели меня в парк напротив нашего дома, чтобы отметить мой день рождения. Они пригласили гостей, пришли дети. Не мои друзья, а просто другие дети. Моими лучшими друзьями были родители, отчего и было так больно, когда они меня за что-то отчитывали.
Мои ноги оторвались от пола и подтянулись к уменьшающемуся телу. Я снова почувствовала запекшиеся ссадины на коленках, словно маленькие островки. Язык прошелся по местам, где когда-то не было зубов. Засохший праздничный торт. Сок с крошками в нем. Легкая тошнота. Я представила себе свечи, но ощущение было сильнее и глубже, чем вызываемые мной зрительные образы. Так, будто я вернулась в тот день, но без способности видеть и осязать. Я помню, как бежала по высокой траве. Я чувствую как травинки касаются моих ног, будто длинные тонкие руки. Пронзительные крики других детей. Подарки, спускаемые ко мне большими, чужими руками.