Любовь рождается зимой

Джордж стал бродить из комнаты в комнату, без всякой цели, взвешивая в уме слова из письма, пытаясь привести свои мысли в порядок.

Когда Джордж оказался на кухне, он автоматически потянулся к чайнику. Возможно, оттого, что он был сам не свой, Джордж умудрился уронить его на пол. Поднимая осколки, он понял, что не может унять дрожь в руках, и порезал себе пальцы в нескольких местах.

Кровь потекла на разбитый фарфор, большие капли упали на белую поверхность раковины.

Джордж уселся на край ванны и замотал себе пальцы старым бинтом. Он представил себе, как пишет на каждой белой полосе бинта историю своей жизни. Какие слова он подберет; напишет ли он неправду; оставит ли он пустые места для дел, которых он не совершил, людей, которых он ждал и не дождался?

Джордж сел на крышку унитаза. Он просидел так два часа, разглядывая свои забинтованные пальцы. Когда у него закружилась голова, Джордж разделся и забрался в кровать. Кровь просочилась сквозь бинты и оставила следы на простынях.

На улице завыла пожарная машина, меняя тон на ходу – одна сирена при приближении, другая при удалении, и поймать момент перемены невозможно.

Джордж заснул еще до темноты. По всему городу зажглись огни на кухнях, встречая вернувшихся домой людей. Когда Джордж погрузился в первый сон, неизвестный ему мир продолжил вращение. Мужчины в толстых пальто выгуливали собак у парадного входа его дома. Женщины засыпали перед телевизором или продолжали бодрствовать без всякой на то причины. И как в любом городе, были дети, которые смотрели кротко в окно на дорожки и тропинки своего детства, а в головах их собирались маленькие вопросы и проливались тихим дождем, от которого к утру не останется и следа.

Когда Джордж открыл глаза на следующий день, они были полны слез. Его тело затекло. Он расправил руки и ноги, словно просыпаясь от спячки.

Небо за окном сияло ярко. Желтый свет пробивался сквозь прорехи в занавесках и рисовал причудливые узоры на кровати. Они пропадали и снова появлялись по воле проплывающих облаков.

Сначала Джорджу показалось, что это продолжение его сна, но вскоре реальность захлестнула его волной. На столе он заметил уголок конверта. Рядом с письмом должна быть фотография маленькой девочки.

По краю раковины пунцовыми каплями засохла кровь Джорджа. На полу лежали нетронутыми осколки чайника, словно останки древней цивилизации.

Джордж не пошел на работу, и никто не позвонил, чтобы узнать, что с ним стряслось.

Время от времени он проверял адрес на конверте, чтобы убедиться, что письмо действительно предназначалось для него. Потом он смотрел на фотографию. Потом снова перечитывал письмо.

Он пролежал в постели до темноты, не встал и на второй день, глотая каждые несколько часов таблетки от бессонницы слабого действия; его то и дело одолевала дремота, приносившая с собой воспоминания детства.

Джордж проснулся среди ночи, в поту и тяжело дыша. Еще несколько мгновений он был под шлейфом своего сна, уверенный в том, что он умер и родился заново, чтобы снова прожить свою жизнь, но в этот раз – помня все то, что случилось и что должно было случиться с ним. Он задумался, какой станет его жизнь, если он будет заранее знать каждую деталь каждого события? Эта мысль унесла его в объятья другого сна.

Когда Джордж наконец проснулся, в полдень следующего дня, он просидел целый час в кровати, приводя в порядок мысли, словно разрозненные кусочки нескольких мозаик.

Он снова лег на подушку, и сквозь легкую дрему кусочки сложились сами собой, и книга воспоминаний его детства распахнулась. Джордж услышал ключ отца в замочной скважине входной двери. Дома, после работы. Его костюм будет измят офисным креслом. Маленький Джордж сидит без движения в комнате, залитой магическим сиянием телевизора. Он хочет, чтобы его нашли. Он хочет, чтобы его подхватили, словно камешек из реки, оказавшийся драгоценным. И каждый вечер, когда его отец возвращался с работы, Джордж сидел затаив дыхание, как дублер, наблюдающий из-за кулис. Он жил в предвкушении своего грандиозного выхода.

Потом, во сне, Джордж тянется к телевизору, чтобы прибавить звук, когда крики становятся нестерпимыми. Если бы только они развелись. Он видел детей в школе, покалеченных нехваткой родительской любви, пустые оболочки, когда-то полные жизни. Джордж же сгорал от стыда, мечтая всего лишь остаться наедине с родителями в парке пасмурным днем, у пруда с утками.

Вместо этого Джордж провел свое детство маленьким спутником их печальной планеты.

Потом он ушел из дома. Его родители оставались вместе, пока однажды отец не спрыгнул с крыши небоскреба, где он работал. Джордж представил себе, как развевается его плащ, затем удар, согнутые под неестественным углом руки и ноги; обступившие люди, не верящие случившемуся; чей-то испорченный день.

Джордж плакал на похоронах, но не от того, что отец умер, а от того, что он так и не узнал его. Если скорбь можно было измерить, то этот уровень лишь чуть не дотянул бы до чувства вины.