Любовь с ароматом чая

Через год после открытия своего заведения Кларри устроила праздничную вечеринку в честь дня рождения «Чайной Герберта». И хотя погода стояла все еще зимняя и время от времени начинался холодный дождь, они выставили столы на улицу и украсили здание снаружи надувными шарами и бумажными цветами. Подавали горячий окорок и чечевичный суп, бифштексы и пироги с почками, жареную рыбу, приправленную карри, с рисом. На десерт был свежеиспеченный пудинг со сладким кремом, пирожное и печенье, политое глазурью фирменных цветов: зеленого и оранжевого.

Чайную в тот день посетило множество народу, и в «Ньюкасл кроникл» была опубликована об этом статья с фотографией Кларри и официанток, стоящих перед входом в заведение. В статье кроме прочего было интервью с Дэниелом Мильнером — поставщиком высококачественного чая.

— «Одна из наиболее популярных чайных Ньюкасла празднует свой первый день рождения, — на следующий день читал с гордостью Герберт за ужином. — Торговец чаем мистер Дэниел Мильнер сказал: “Миссис Сток очень разборчива в поставках чая. Она лично пробует образцы смесей, прежде чем купить их. Она — очень важный клиент”». Дальше написано следующее, — продолжал Герберт. — «Миссис Сток — супруга уважаемого адвоката мистера Герберта Стока. Она воспитывалась на чайных плантациях в Ассаме».

Улыбнувшись, Герберт посмотрел на Кларри поверх газеты и прочел дальше:

— «Миссис Сток сказала: “Чай больше, чем что-либо другое, является нашим национальным напитком. Все с удовольствием пьют чай. В ‘Чайной Герберта’ мы подаем чай наивысшего качества по цене, доступной каждому”».

— Хватит! — воскликнула Кларри, прижимая ладони к пылающим щекам. — Неужели я действительно такое сказала? Это звучит как текст из рекламного буклета.

Хохотнув, Герберт произнес:

— Я очень горжусь тобой, дорогая.

Они сидели по обе стороны от камина в кабинете Герберта, ужиная за журнальным столиком.

— А где Олив? — спросила Кларри. — Я хотела рассказать ей о том, как всем понравились ее бумажные цветы. Она все еще рисует наверху?

Сложив газету, Герберт отложил ее в сторону.

— Думаю, она еще не вернулась.

— Откуда не вернулась?

— Разве она не на концерте? — неуверенно произнес Герберт.

Зевнув, Кларри подумала о том, что даже не помнит, когда в последний раз ходила на концерт или в кино. С тех пор прошло не меньше года. В свой единственный свободный вечер в воскресенье она ничего уже не желала, кроме того чтобы лечь спать пораньше. Но она была рада, что Олив развлекается. Давно уже ее сестра не жаловалась на скучную жизнь.

— Она, по-моему, пошла с Рэйчел, — сказала Кларри. — И хорошо. Теперь мне не так стыдно за то, что я давно с ней не виделась.

— Тебе не нужно так растрачивать свои силы, дорогая, — сказал Герберт, хмурясь. — Ты могла бы раз в неделю устраивать себе выходной, чтобы отдохнуть.

— А сам ты часто отдыхаешь? — спросила Кларри, ухмыльнувшись.

— Да, должен признать, что нечасто, — печально ответил Герберт.

Они сидели, пока в очаге не начал угасать огонь. Герберт читал газету, Кларри дремала. Наконец они услышали, как открылась и захлопнулась входная дверь. Кларри поднялась.

— Это, наверное, Олив, — сказала она.

Герберт взглянул на нее с удивлением.

— А она куда-то уходила?

— Ты же сам об этом говорил, помнишь? — произнесла Кларри, пристально глядя на него.

— Правда говорил? — смутился он.

— Ты сказал, что Олив, по твоему мнению, пошла на концерт, — напомнила ему Кларри.

— Ах, на концерт, — кивнул Герберт, по-прежнему глядя на жену с сомнением.

Кларри подошла к нему и погладила его лоб.

— Ты переутомился. Это тебе нужно поменьше времени проводить за работой, а не мне, — пожурила она мужа.

Он взял ладонь жены в свою и сжал, нежно глядя на нее.

— Какой в этом смысл, если тебя не будет рядом? Мне будет ужасно скучно.

***

На пасхальные каникулы вернулся из Дарема Уилл и энергично включился в работу «Чайной Герберта». Он был полон идей насчет университетских сеттльментов^[25], где привилегированные студенты жили и работали среди бедноты в самых захолустных районах больших городов. Некоторые его друзья выбрали для своей деятельности восточную часть Лондона, а Джонни остался в таком поселении в Эдинбурге, вместо того чтобы приехать на каникулы домой.

Узнав об этом, явился возмущенный Берти.

— Достаточно уже того, что эта женщина, носящая нашу фамилию, якшается с подонками из Тайнсайда, — принялся отчитывать он младшего брата. — Но ты должен понимать, как это унизительно.

— Для кого? — удивленно спросил его Уилл.

— Для всех нас! — взорвался Берти.

— Только не для меня, — заметил Уилл. — По-моему, это очень весело.

— Но для меня и Вэрити это неприемлемо, — бросил Берти. — Нам приходится вращаться в обществе. Как, по-твоему, все это выглядит, когда во время приемов влиятельных клиентов у меня спрашивают, какое я имею отношение к большевистской чайной в Элсвике? Они воспринимают ее крайне негативно. И родственники Вэрити вздрагивают каждый раз при ее упоминании.

— А они там были? — спокойно спросил Уилл.

— Разумеется, нет! — закричал Берти. — Не говори ерунды!