Любовь с чистого листа

Я чуть двигаюсь на стуле, не зная, как это объяснить, как передать, что я стараюсь видеть за буквами больше, чем просто написанное слово.

— Ты помнишь, с вывески какого магазина эта буква?

Открыв рот, он его закрывает и еще глубже хмурится. А затем даже формальнее обычного отвечает:

— К сожалению, не помню.

Я сдерживаю улыбку.

— То есть… все хорошо. Этого не было в наших правилах.

— Да, точно.

— В общем, это был магазин одежды в стиле Дикого Запада. Сапоги с пряжками, одежда и эти, знаешь, галстуки, которые совсем не галстуки? Из… кожи с этой штучкой, — пытаюсь показать у себя на шее.

— Я такое не ношу. — Кажется, он терпеть такой стиль не может, и мне стоит усилий прикусить губу и не засмеяться.

— Дело в том, — продолжаю я, успокоившись, — что магазин странноватый. Ни за что не подумаешь, что в этом городе, в этом районе кто-то будет продавать эти вещи, правда? Так что и вывеска, то есть буквы на ней должны тоже… быть неожиданными.

— Так, — он как бы говорит мне продолжить.

— А в марте много неожиданностей. Поэтому подходит только март.

Он смотрит на слово, а затем на меня.

— Не понимаю. Он ведь наступает каждый год, прямо после февраля.

— Да, но, знаешь, каждый год все такие: «Март! Как круто! Весна началась!» Но в итоге все вообще не так, правда же? Обязательно налетит жуткая метель, и всем покажется, что опять началась зима. Март полон неожиданного.

Рид смотрит на меня, и кажется, хочет возразить. К примеру, он скажет, что если так происходит каждый год, то это уже перестает быть неожиданным. Что в принципе логично, но поверьте мне на слово — мой М-А-Р-Т точно неожиданный.

Как ни странно, он говорит:

— Ты проводишь связь между шрифтом и… — поворачивает свою чашку, — ощущением.

— Да, — выдыхаю я с облегчением и делаю глоток этого землистого чая. Мне тепло, но не от напитка, а от этого вечера, наших игр и этих мгновений. От понимания между нами или попытки понимания.

И тут Рид умудряется оборвать это тепло.

— Эйвери, — начинает он ровным голосом. — Теперь я понял, почему ты выбрала для нее тот стиль. Шрифт в нашей… в свадебной программе.

— А, — говорю я, пораженная. Рид невероятно прям. Иногда общаться с ним все равно что учить новый язык.

— Феи очень ей подходили. Она была… — Он замолкает, смотрит на мой блокнот. Он закрыт, хотя я не помню, когда это сделала. Держу правую ладонь на обложке, готовясь к чему-то неприятному.

— Нереальной в каком-то смысле, — заканчивает он. — Красивой и сильной. — Я могу только кивать. Он прав. Даже я так думаю, хотя едва с ней общалась.

Рид смотрит на меня, в его глазах виднеется грусть, но тут он замечает что-то и в моих. Его взгляд заострился, сам он выпрямился на стуле.

— Прошу прощения.

— Нет, — перебиваю я. — Это я должна…

Я затихаю, вжимая ладонь в обложку блокнота. Сомневаюсь, что еще открою его сегодня. Та «а», которую выбрал Рид, теперь не кажется такой неожиданностью. Будто он выбрал ее не потому, что хотел посмотреть, что у меня получится. А потому, что не перестает винить меня в произошедшем. В том, что я натворила. Что зашифровала в тех буквах.

Очень сложно выносить этот накал между нами. Башня, которую мы выстроили, вот-вот обрушится.

— Уже поздно, — говорит он, видимо, поняв то же самое.

Довольно поздно, думаю я. Киваю, но не начинаю собираться.

— Проводить тебя до метро? — Ох уж это его милое джентльменство. Знал бы он, насколько он сам неожиданный. Нереальный для Нью-Йорка.

Я улыбаюсь ему. Мой талант — эта притворная легкость общения, скрывающая то, что хранит блокнот у меня под рукой.

— Я погуляю немного. Потом вызову такси.

Он коротко кивает головой, но кажется, будто он разочарован.

— Надеюсь, ты… — Рид указывает на мой блокнот. — Надеюсь, у тебя все получится.

— Спасибо. — Чувствую себя, как эта башня: шатко и нестабильно. В голове мигает пиксельная, нерукописная надпись: «Игра окончена».

— Я весело провел время, — произносит он, как всегда, серьезно, и я поднимаю на него взгляд. Суровость черт его лица теперь кажется искренностью. Я надеюсь.

— И я тоже, — честно отзываюсь я, вспоминая фотографии в телефоне. Надпись «Игра окончена» постепенно удаляется.

— Может, еще как-нибудь поиграем.

Может, повторяю я, все еще ощущаю эту шаткость. Я просовываю палец меж страниц блокнота, чувствую борозды карандаша, на коже остаются следы графита.

Он уходит, не дождавшись ответа.

Глава 8

— Да. Нет, погодите. Нет, наверное. Или… не знаю?

Ларк сидит рядом со мной и рассматривает листы бумаги с девятью вариантами моего леттеринга, который я чаще всего использую при работе с планерами и настенными календарями. Да, может быть, я и не показала ей самый-самый популярный стиль «кистью», но также может быть, что если я оформлю в нем хоть еще один проект, я переломаю себе пальцы — и куда же это меня приведет?

Никуда, вот куда.