Любовь с французским акцентом (СИ)

Но это заставило ее улыбнуться. Магловские духи. Ее подарок ему на шестнадцатилетие в конце пятого курса.

Комментарий к СЕНТЯБРЬ

Совершенно спокойна к любой критике. So, welcome!

========== ОКТЯБРЬ ==========

She & Him — We’ll Meet Again

Когда утро начинается с сигареты и кофе на балконе с видом на Елисейский дворец, то поневоле начинаешь ощущать себя героем фильма Вуди Аллена. Жаль, что общего между Драко и персонажем магловской комедии было только не самое светлое прошлое и совершенно неясное будущее.

Он шумно выдохнул дым и, облокотившись на перила, стряхнул пепел с сигареты на оживленную улицу. Несмотря на то что осень была в самом разгаре, она пахла не тоскливым сентябрем, а скорее беззаботным июлем. И цветами. Вероятно, причина была в том, что прямо под ним находились чуть ли не все запасы ирисов, продаваемые на Елисейских полях.

На углу стояла большая очередь из людей, гнавшихся за свежей выпечкой для воскресного завтрака, мимоходом шли туристы, фотографируя каждую расписанную фреску на фасаде дверей, а справа без умолку трещали две француженки, обсуждая то ли водное поло, то ли польско-словацкий конфликт. Что именно и чем-таки кончилось дело, он так и не услышал, потому что раздался стук в дверь — принесли завтрак.

Прожив во Франции два месяца, Малфой понимал, почему она запала Гермионе в душу. Париж не видел этой войны. Не видел тысячи смертей, не чувствовал липкого страха, преследующего тебя даже во снах. Люди не остерегались случайных знакомств, не шарахались от громких звуков и не боялись выходить из дома. Они были полны безмятежности, восторга и нетерпения. В таком Париже не было места слезам. Только раздражению на погоду, начальство, действующую власть и неожиданно закончившиеся бриоши в пекарне. Но после целого года в камере предварительного заключения Драко вполне мог с этим смириться.

Париж не видел этой войны. Жителям города не приходилось испытывать чувство вины за тех, кого не сумели спасти, опустошение от бесконечных попыток, заканчивающихся очередным провалом, и едкий привкус горечи за собственные поступки, обжигающей горло хуже дешевых сигарет. Их руки не были запятнаны кровью, а палочки смертельными заклятиями. Они были чисты перед создателями и перед собой. А Драко не был.

Вряд ли, воспитывая наследника в постоянном страхе, Люциус задумывался о том, что когда-нибудь умрет от заклинания, выпущенного из палочки собственного сына.

Немногочисленная семья, теперь в большинстве своем состоящая из кучки портретов, как и ожидалось, не поняла его решения и не приняла с распростертыми объятиями. А Драко вполне хватало осуждения всего магического населения Британии, чтобы еще выслушивать, что он предатель династии Малфоев от многочисленных родственников, обитающих на стенах поместья.

Так, в чудный вечер вторника на заднем дворе Мэнора без какой-либо должной торжественности горели фамильные портреты. Это было гораздо проще, чем Драко предполагал: ни сожаления, ни страха, ни ностальгии не было ни в мыслях, ни в отражении глаз, лишь синее пламя вековых предубеждений, окончательно ушедших во тьму.

Война изменила все. Как будто смахнула предательское чувство страха и иллюзорную золотую пыль с заветов, навязываемых Драко годами. Разорвала кованую цепь, связующую с семейными предрассудками, и открыла совершенно новую реальность, где возможно принимать собственные решения, не держаться за устои и любить того, кого хочешь. Это было похоже на внезапное увеличение Вселенной и открытие метагалактики, про которую все остальные давным-давно знали. Кажется, что в мирской жизни это называлось взрослением, в случае Драко — скорее откровением.

Отправив восхитительный бекон из своей тарелки прямо в желудок всего за минуту, Малфой вознес хвалу небесам за то, что в этом отеле все еще присутствовал в меню завтрак, включающий в себя хоть что-то мясное — крайне необычное явление для консервативной и пылающей ненавистью ко всему английскому Франции. В расписании на сегодня стояла пара встреч и минутка бюрократического наслаждения в Министерстве магии, где было необходимо подтвердить лицензию на осуществление предпринимательской деятельности.

Когда-то от Le Bristol до улицы Симфоний, где начиналась магическая часть Парижа, прямо за выцветшей вывеской «Пекарня» и стрелкой направо, висевшими, казалось, уже целую вечность на каменной кладке дома у подножья базилики Сакре-Кёр, было три с половиной километра, сорок пять минут или примерно четыре тысячи шагов пешком по неровной брусчатке. Его мать любила сбегать с ним из французского поместья, чтобы прогуляться по городу на берегу Сены, когда он был еще ребенком, так что этот путь он знал почти наизусть.