Любовь с отпечатком крови (СИ)

Судебный процесс длился несколько часов. За это время все уже были безумно уставшие, и только Аарон находил в себе силы ухмыляться и бросать колкости на вопросы, которые ему задавались. Он прекрасно понимал, что его судьба уже решена, поэтому тратить время на извинения или раскаяния точно не собирался.

— Аарон Хилл, — строго начал мужчина, суровым взглядом смотря на него, — Вы признаёте себя виновным в убийстве Джона Холла?

— Да, — прозвучал короткий ответ, и привычная ухмылка снова украсила его лицо.

— Сожалеете ли Вы о содеянном? — вопрос звучал так безэмоционально, словно заезженная пластинка.

— Нет, — ещё шире улыбнувшись, Аарон продолжал демонстрировать правдивость его слов. И он правда не врал.

— А теперь, мистер Хилл, выслушайте приговор, который Вам вынес суд, — развернув папку, мужчина начал зачитывать текст: — По пунктам пять и шесть обвинительного заключения, суд приговаривает Вас к двадцати годам лишения свободы под надзором генерального прокурора штата Мэриленд.

В эту секунду сердце Сары рухнуло куда-то вниз. В голове, словно на повторе, звучали слова судьи и цифра, которая никак не связывалась с реальностью.

«Двадцать лет… двадцать».

Девушка пристально смотрела на мужчину и уже не смогла сдержать слёз. Душа разрывалась на части, а сердце готово было прямо сейчас остановиться. Было больно, да так, что хотелось кричать. Но вместо этого, О’Нил схватила сидящего рядом Майкла за руку и с силой сжала её.

— Вам даётся последнее слово, мистер Хилл, — не повернув головы к подсудимому, мужчина закрыл папку и принялся подписывать какие-то рядом лежащие документы.

Аарон убрал с лица улыбку и наконец-то посмотрел на девушку. В его взгляде можно было прочитать многое, но главное — сожаление, глубокую вину и надежду. Он сожалел, что оставил возлюбленную на долгие годы, винил себя, что не смог обеспечить им двоим спокойную жизнь, надеялся, что когда-то они вновь встретятся…

— Не забывай о нашем разговоре, Майкл, — хриплым голосом проговорил мужчина, не отрывая взгляда от Сары. Парень только кивнул и сильнее сжал руку подруги, выражая поддержку. — Будь осторожна, — прозвучало обращение к девушке, которое отдалось ещё одной порцией боли. О’Нил не могла вымолвить ни слова, хотя хотела столько всего сказать, но ей будто закрыли рот, не позволяя издать ни звука.

— Приговор вступает в силу с этой минуты, — резко проговорил судья. — Заседание объявляется закрытым, — и сразу после этого трое мужчин, которые привели Аарона в зал суда, открыли решётчатую дверь, выводя его. А Хилл продолжал смотреть на Сару, словно стараясь отпечатать её образ в своей памяти на долгие годы, пока она сидела и беззвучно плакала.

Когда мужчину вели мимо девушки, он очень тихо, но так, чтобы она услышала, прошептал:

— Я люблю тебя.

И она хотела ответить, но двери за возлюбленным уже закрылись. В лёгких катастрофически не хватало воздуха, руки тряслись словно после бурной ночи, а сердце стучало так, что заглушало все посторонние звуки. Сара не слышала, как ей что-то говорил обеспокоенный Майкл, она не чувствовала прикосновение его руки на плече, она не чувствовала ничего… только ужасающую, разрывающую боль.

Резко подскочив с места, девушка на дрожащих ногах понеслась прочь из зала суда, надеясь как можно быстрее оказаться на улице.

«Мне нужен воздух!»

Оказавшись на улице, О’Нил рухнула на землю, разбивая колени в кровь, и закричала так сильно, что в ушах неприятно зазвенело. Ей было плевать на косые взгляды прохожих. Плевать на то, что полицейские, которые были возле суда, уже собирались к ней подойти. Ей было плевать на всё. Девушке было необходимо выпустить всю боль, что она держала в себе всё это время. Она устала быть сильной… больше так не могла.

«Да за что мне всё это?! Я устала! Хватит издеваться надо мной!»

Подняв голову вверх, Сара посмотрела на небо и прикрыла глаза, стараясь хоть немного успокоить разбушевавшееся сердце. Глубоко вдохнув и выдохнув, она прошептала вслух:

— Прости меня, Аарон. Я так тебя люблю… — и новый поток слёз проложил свою дорожку по щекам.

Чьи-то крепкие руки взяли девушку за талию и аккуратно подняли с земли. Обернувшись, она увидела обеспокоенного Майкла, глаза которого были словно на мокром месте.

— Маленькая, — начал он, но был грубо перебит взмахом женской ладони.

— Не нужно… Двадцать лет, Майкл! Двадцать, сука, лет! — не крик, а визг раздался с её уст.

— Успокойся, — чуть грубее, чем было положено, сказал Тёрнер и, схватив подругу за руку, пошёл к своему автомобилю. — Не отсидит он двадцатку.

— Почему это? — несмотря на искренний интерес, вопрос прозвучал сухо и безэмоционально.