— Я!!! Тебя!!! Люблю!!! — заорал Витька так, что у меня уши заложило. Наверно, весь пляж слышал.
— Придурок! — рассмеялась я.
— Теперь услышала? Ну так что, Мохнолапая? Как насчет того, чтобы стать Мироновой? Или Эгерс тебе нравится больше?
— Нет, — я прикинула, смогу ли дотянуться и поцеловать его, и решила, что стоит отложить это до приземления, то есть приводнения. — Миронова — определенно лучше. И, кстати, я тебя тоже люблю!
Эпилог
Виктор
Мальчишник устроили в небольшом ресторанчике на Караванной. QR-коды там пока не спрашивали, но закрывались еще до полуночи. Впрочем, и желания гудеть всю ночь уже не было. Это перед первой моей свадьбой мы отрывались в клубе до утра так, что потом потребовались небольшие реанимационные мероприятия. Да и компания друзей с тех пор как-то заметно поубавилась.
Сидели, вспоминали буйную молодость, но уже часам к одиннадцати все добропорядочные семьянины отчалили к домашнему очагу, распрощавшись до завтра. Остались мы с Темычем вдвоем. Торопиться было особо некуда: девочки собрались у Риты, Тамара, ее свидетельница, собиралась ночевать там. Ну а я, соответственно, у Темыча, потому что свою квартиру сдал.
— Это ж сколько, получается, вы с Ритой знакомы? — спросил он, когда мы шли пешком к нему на Мытнинскую. После дождей неожиданно потеплело, решили прогуляться.
— Пятый месяц, — посчитал я на пальцах. — Не верится. Кажется, что дольше.
— Оперативно, — хмыкнул он. — Хотя… нам понадобилось ненамного больше. Все правильно. Если понял, что это твое, надо хватать и тащить в нору.
Мы подали заявление на следующий день после возвращения из Болгарии. Ритины родители, когда узнали, что все решено, были рады, а Бобер хоть и не проникся по малолетству, но прыгал и кричал свое «уйя». Свадьба в его понимании — это был просто какой-то праздник, а так ведь мы все равно уже жили вместе. И, кстати, как-то очень легко это получалось. Чем уж я его так покорил, оставалось только догадываться.
— Вот черт, — сказала Рита, — ведь был же мамин мальчик. А теперь прямо дядивитин.
— Ничего, тебе еще пес остался, — утешил я.
Корвин хоть и признал меня за своего, но хозяйкой считал исключительно Риту. И если я пытался его построить, всегда смотрел на нее: одобряет ли мама действия этого типа. Коту, похоже, было все равно. Что касается самой Риты, мелкие терки между нами, конечно, случались, но неизменно гасились в постели. Градус эмоций падал, после чего все решалось путем переговоров.
Славка с Ларисой предстоящую свадьбу одобрили, но, как ни странно, больше всех обрадовалась мама. Вот уж чего точно не ожидал. Конечно, я не обольщался, что ей прямо безумно понравилась Рита, хотя никакого напряжения между ними не чувствовалось. Дело было в Бобре. Против этого маленького паршивца никто не мог устоять, бомбического обаяния парень. Страшно подумать, как по нему девки станут с ума сходить.
— Вот и хорошо, — сказала мама. — Теперь у меня внучек будет наконец, — и добавила себе под нос: — А может, и не один. Ну и ты не будешь больше болтаться неприкаянный.
А вот насчет «не один», стоило признать, момент был… не самым простым. Если бы Рита вдруг сказала, что детей больше не хочет, я бы, возможно, вздохнул с облегчением. Вовсе не потому, что не хотел сам — наоборот, очень хотел. Но прекрасно знал, что эти девять месяцев будут для меня сплошным кошмаром.
Головой-то я понимал: вероятность повторения того, что случилось с Олесей, минимальная, но… и снаряды, вопреки известному утверждению, падают иногда в одну воронку. Есть закон парных случаев, есть формула Пуассона, которые вовсе не внушали оптимизма. Тем более как-то я писал об этом статью и изучил вопрос досконально.
— Надеюсь, у Бобра будет сестричка, — сказала Рита, когда зашел разговор на эту тему. — И лучше побыстрее, чтобы не получилось слишком большой разницы в возрасте.
— Не вопрос, сделаем, — ответил я, надеясь, что она ни о чем не догадается. Обещал ведь не доставать ее своими страхами и излишней опекой.
Ну а что я мог сказать? «Не хочу детей, потому что боюсь, а вдруг ты умрешь»? Можно было представить, что услышу в ответ. В самом лучшем случае предложение сходить к доктору-мозгоправу.
Так, ладно, без доктора справимся.
— Тём, можно тебе интимный вопрос задать? — спросил я, когда мы уже пришли к нему и собирались ложиться спать.
— О боже, — он закатил глаза к потолку. — Неужели есть что-то такое, что тебе в этой области не известно?
— Я не об этом. Скажи… — черт, я чувствовал себя идиотом, но… — Ты часто Тамаре говоришь, что любишь ее?
— Ну как тебе сказать? — задумался он. — Не твержу без конца, разумеется. Но если чувствую, что нужно, говорю. А первый раз сказал, когда собирался предложение делать. До этого было другое. Нравилась, хотел ее, надеялся, что получится всерьез. А потом понял, что именно она мне нужна, на всю оставшуюся жизнь. И никакая другая. Наверно, это и есть любовь. А что, проблемы?