Такая обусловленность отцовской любви чревата двумя последствиями: во‐первых, она приводит к утрате той эмоциональной безопасности, которую ребенок привыкает ощущать благодаря уверенности в безусловной любви; во‐вторых, укрепляется голос совести, набирает силу установка, согласно которой выполнение долга становится определяющим в жизни, ибо только оно может гарантировать хотя бы минимум эмоциональной безопасности. Впрочем, даже скрупулезное следование велениям совести отнюдь не препятствует возникновению чувства вины, поскольку индивидуальная совесть не в состоянии воплотить в жизнь все без исключения идеальные требования.
Напротив, любовь матери к мальчику обычно совершенно иная, главным образом потому, что в первые годы жизни эта любовь безусловна. (Когда мы говорим об отцовской и материнской любви, следует помнить, что эти термины употребляются применительно к «идеальным» типам. Очевидно, что любовь конкретного отца или конкретной матери зачастую не соответствует такому «идеальному» типу – по различным причинам.) Мать обязана заботиться о беспомощном ребенке не потому, что к этому ее принуждают некие моральные или социальные условности; да и обязательство ответной любви, которое берет на себя ребенок, тут тоже ни при чем. Эта безусловность материнской любви проистекает из жизненной практики, является плодом биологической ситуации. По той же причине она может усиливаться из-за особенностей конкретной женщины. С другой стороны, женщину почти не беспокоит социальная ситуация, поскольку у матери нет экономической функции, от нее не ждут, что она сделается приумножителем и хранителем богатства или носителем статуса. Уверенность в безусловной любви со стороны матери (или ее психологического аналога) означает, что выполнение нравственных требований становится не столь обременительным, поскольку речь больше не идет о первоочередном удовлетворении потребности в любви.
Впрочем, все перечисленное имеет мало общего с тем образом матери, который поддерживается в современном патрицентричном обществе. Фактически это общество не устает превозносить мужские отвагу и героизм (во многом, кстати, у нынешних мужчин эти качества сродни самолюбованию и нарциссизму), а фигура матери переосмысляется в пользу сентиментальности и признания слабости. Вместо той материнской любви, что ценна сама по себе, обращена не только к собственному ребенку, но к детям в целом и к людям вообще, образ матери сегодня олицетворяет специфически буржуазное чувство собственности. Такое изменение восприятия материнской фигуры отражает социально обусловленные нарушения отношений матери и ребенка – со стороны обоих. Другим следствием этих нарушений, равно как и проявлением эдипова комплекса, выступает установка, при которой потребность в материнской любви подменяется желанием стать защитником матери: женщину-мать «лелеют» и «оберегают», «заботятся» о ней как о «самом дорогом». Сама мать лишается функции оберегания, зато ее надлежит защищать и сохранять ее «чистоту». Эта реакция на разрушение первоначальных отношений с матерью также распространяется на символы, представляющие материнскую фигуру (страна, народ, земля и пр.), она играет немаловажную роль в предельно патрицентричных идеологиях наших дней. Мать со своими психологическими аналогами не исчезает, нет, но ее функция изменяется: защитница сделалась той, кто нуждается в защите. Вот объяснение текущему положению женщин в нашем обществе.
Подводя промежуточный итог, скажем, что патрицентричному типу свойственен комплекс, в котором преобладают строгое Сверх-Я, чувство вины, покорность отцовскому авторитету, жажда власти над теми, кто слабее, принятие страданий как кары за собственную вину и разрушенное счастье. С другой стороны, матрицентричный комплекс характеризуется оптимистической верой в безусловную материнскую любовь, слабым осознанием вины и ослабленным Сверх-Я при стремлении к обретению счастья и наслаждения – наряду с идеальными представлениями о подлинно материнских качествах, таких как сострадание и любовь к слабым и нуждающимся.
Будет нелишним отметить, что патрицентричному типу соответствуют «анальный» и «компульсивный» характеры аналитической психологии, тогда как матрицентричному типу – характер «оральный». Однако не следует путать последний с орально-садистским характером, который можно назвать «паразитическим» и который выделяется тем, что хочет только брать, но не отдавать. Этот характер откликается на неисполнение своих желаний гневом, а не грустью, как у матрицентричного типа.