Любовь серого оттенка: тьма, обласканная светом

— Ты же знаешь, что я предпочитаю, когда со мной разговаривают на «ты», — вдруг заявила она. — Не ври хотя бы в этом, Аврора. Меня ты помнишь. И помнишь все, что я тебе сделала.

А это уже ни к чему хорошему не вело. Я просто хлопала ресницами, словно не понимала, о чем говорит сидящая рядом женщина.

— Мне жаль, но вряд ли ты примешь мои извинения.

Мне перестало хватать воздуха. Эта женщина отнимала последний кислород прямо из-под носа. Еще немного и я повторно попаду в больницу из-за потери сознания.

— Я ничего не понимаю, — шепчу ей, а сама бледнею и начинаю сжимать пальцами колени. Если это очередная ловушка, то я возненавижу «светлый» мир сильнее прежнего.

— Результаты твоего теста показали, что ты не «светлая». Но в это же время ты не «темная». Ты не помнишь, но подобный тест тебя заставляли проходить, когда ты только попала в больницу, — она хмурится и бегло оглядывает проклятые бумажки. — Тогда твои результату были крайне не стабильны. Сейчас я вижу, что ты пытаешься найти некий баланс.

Жизнь меня и моего ребенка сейчас висит на волоске, и меня совсем не заботит то, что я стала или становлюсь какой-то там «серой». Меня пугало лишь то, что недопсихолог рассказывает мне вещи, о которых я знать не должна. Очевидно, эта женщина решила снизить мою бдительность, а после отправить как подопытного кролика на растерзание кучке ученых.

И как вести себя, когда любое твое действие может сыграть против тебя? Разумнее всего прикинуться дурочкой, побег — вариант для более экстремальных и менее беременных натур. Не хочу попасть в психушку и лишиться шанса побороться за будущее.

— Я правда не понимаю, о чем вы говорите. Я лишь сделала какие-то рисунки, что они могли рассказать обо мне? — криво улыбаюсь, уже не так уверенно веду себя.

— Эти рисунки могут стать прямым доказательством того, что ты до сих пор водишься с тем «темным». Ты и так у правительства не в любимчиках, представь, что они сделают, когда узнают, что их методы на тебе никак не работают. Потерей памяти ты не обойдешься.

— Абсурд, — издаю нервный смешок. — Я лишь рисовала что-то из головы.

— Когда ты рисовала, ты очень долго думала над каждым рисунком и перестаралась в некоторых местах, — Бэйли все-таки решается посмотреть на меня.

— Я художник. Мне нужно было все хорошо представить.

— Это никак не влияет. «Светлые» не думают о том, что нарисовать, и их тесты практически идентичны. Твой отличается, несмотря на твои попытки притвориться «светлой».

Я слишком резко встаю с дивана, чего Бэйли явно не ожидала. Уйти? Остаться? Я смотрела в глаза женщины и боялась ошибиться в том, что читалось в них. Стук сердца превращался в звон сирены в ушах. Судьба смеется надо мной, раз подкидывает очередные трудности на пути к самому простому счастью.

— В одном из рисунков ты изобразила то, что свойственно лишь «темным». Это показало, что в тебе есть латентная агрессия.

И сейчас эта латентная агрессия превратится в явную. Тест не ошибся: у меня есть дикое желание выколоть глаза Бэйли, чтобы она больше не пялилась на меня как на несчастную девчонку с тяжелой судьбой. И без нее знаю, в какой, мягко говоря, сложной ситуации оказалась.

Она бы удивилась, если бы ей было известно, от кого я беременна. Без пяти минут наследника «темного» королевства вынашиваю. Но вероятно, власть у них передается не по наследству.

Недопсихолог пристально смотрит на мои руки, и только тогда я понимаю, что все это время сжимала кулаки.

— Я не прошу тебя рассказывать мне. Будет лучше, если я останусь в неведении.

Она смеется надо мной? Надеялась, что я поведаю ей о своей жизни?

— Я никому не показала этот тест. Ты должна срочно его переделать, я помогу тебе, чтобы все выглядело, как у «светлой». Только тогда тебе надо сделать еще некоторые задания, и опять же не без моего вмешательства.

— Это шутка такая?

Меня уже трясет от нее, от ее игр. Я отхожу на более безопасное, как мне казалось, расстояние. Но она вопреки моим протестам и озлобленному лицу следует за мной, как кошка за мышкой. Осталось только загнать меня в мышеловку.

— Я не желаю тебе зла. — Каждый ее шаг отдается ударом в голове. Пытается найти ко мне подход, так жалостливо и по-доброму смотрит на меня, что можно стоя аплодировать за прекрасно отыгранную роль.

Но все, что я вижу — картинки из того лагеря. Ее белый халат всегда казался мне иным. Я сразу узнавала ее, даже если была в коматозном состоянии. Эта женщина была самым близким человеком в то время, она вечно крутилась возле меня, то заботилась, то проводила очередные процедуры.

Не знала, как к ней относиться.

Не знаю и сейчас.

— Доверься мне, — говорит она, выбивая из меня последние капли рассудка.

Ее слова эхом раздаются в голове, голос слегка искажается и воздух вокруг пропитывается лекарствами.

Она постоянно говорила мне эти слова, когда пыталась «по-доброму» поставить мне укол, без применения грубой силы. А я всегда верила ей, хотя эти лекарства вызывали галлюцинации, в которых я умирала от рук Брайена. Потому что только ей было жаль, только ее я видела рядом, когда не могла двигаться.