— Отлично! Очень хорошо, Луиза, — сказала Райли, с открытой книгой в руке подходя к ней. Она что-то записала и огляделась вокруг. — Теперь, я думаю, нам надо еще раз пройти сцену с пиратами. С начала второго акта.
Раздались возражения и жалобы, но Райли, казалось, их не слышала, она приказала переменить декорацию и всем актерам приготовиться.
Мейсон проскользнул в зал и оказался рядом не с кем иным, как с Белтоном.
— Ох, милорд, — заикаясь произнес дворецкий. — Я как раз собирался прекратить это безобразие. Ужасное зрелище! Едва ли прилично девицам смотреть на него, а тем более в нем участвовать. Мне их остановить?
Мейсон чуть не расхохотался, потому что Белтон произнес эти слова почти так же неубедительно, как и кузина Фелисити, когда возвращалась домой с кучей свертков и утверждала, что не была у портнихи. Хотя Белтон правильно заметил, что Луизе неприлично играть вместе с актерами.
Мейсон прекратил бы весь этот базар, если бы не одна деталь. Улыбка на сияющем лице Луизы — ничего похожего он раньше не замечал. Не злобно или насмешливо искривленные губы, которые он привык видеть, а искренняя улыбка.
Такую улыбку, как Мейсон помнил, он видел у нее, когда она маленькой девочкой бежала к нему, чтобы он обнял ее и дал обещанные конфеты, которые всегда привозил ей из Оксфорда, приезжая в Санборнское аббатство на каникулы.
Оказавшись в центре внимания, она не наслаждалась им, не требовала признания, а, казалось, переживала самые счастливые минуты жизни, играя страстную Эвелину — роль, принадлежащую, как было известно Мейсону, самой Райли.
— Мне начинать отсюда, Райли? — спросила Луиза, протискиваясь между двумя актерами, у одного из которых глаз был закрыт черной повязкой, как и положено пирату.
Райли кивнула:
— Да, так хорошо. А теперь делай все, как учила.
Луиза начала играть свою роль с неподдельным чувством и с немалой долей таланта.
— Она очень хороша, — тихо заметил Мейсон.
— С большим чувством, милорд, — сказал Белтон. — Очень убедительно.
И все же не игра Луизы привлекала восхищенное внимание Мейсона, а режиссер. Его взгляд все время следил за этой женщиной, которая с пьесой в руках ходила вдоль воображаемой сцены, сосредоточив все внимание на происходящем на ней. В простом белом муслиновом платье Райли ничем не походила на разряженную кокетку, которая не так давно появилась в его кабинете. Ее волосы были забраны в незатейливый шиньон, из которого кое-где выбивались пряди, на ногах простые удобные туфли. Но больше всего его восхищало то, что она воплощалась в каждое действующее лицо, подсказывала и поправляла актеров, передавая им не только свое вдохновение, но и силу.
Ничто не ускользало от ее острого взгляда: ни поза пирата, ни платье Эвелины, ни неверная интонация. Создавая спектакль, она заботливо и терпеливо обучала труппу, как мать ласково учит свое дитя сделать первый шаг.
Улыбка, озарившая ее лицо, когда сцена была безупречно сыграна, тронула его сердце, и он пожалел актеров, чьи плохо выученные роли или развязные движения заставляли ее хмуриться. Наблюдая за ее работой, Мейсон не заметил, как пролетело время. «Упорная, тяжелая, целеустремленная работа», — подумал он.
Когда она вышла на сцену в роли Эвелины, чтобы показать, как надо играть, у него перехватило дыхание от ее способности перевоплощаться. В одно мгновение, словно повинуясь какой-то волшебной силе, Райли исчезла, и на ее месте возникла ее героиня. Мейсон знал, что легкость, с которой она все делает, — результат тяжелой умственной работы и самодисциплины.
Эта женщина не предавалась безделью, как изнеженная красотка, не ожидала, когда любовник принесет ей дорогие побрякушки от «Ранделла и Бриджа»; жизнь и благополучие этой женщины и ее актеров зависели от успеха пьесы.
Райли трудилась, много трудилась, чтобы добиться успеха.
И Мейсон со стыдом подумал, что не может сказать того же о себе.
Погруженный в свои мысли, он не заметил, как к нему подошла Райли.
— Она очень хороша, — похвалила она Луизу. — У вас, Сент-Клеров, есть актерская жилка.
— Что? — переспросил Мейсон, поняв, что слишком глубоко задумался.
— Луиза, — сказала Райли, кивнув на его племянницу, которая в это время наизусть читала монолог Эвелины. — Она так естественна. Надеюсь, вы не против того, что я привлекла ее. Обычно во время репетиций меня заменяет Джинни, чтобы я могла следить за ходом пьесы, но она заболела.
Мейсон наблюдал за племянницей.
— Нет, я не против.
Райли улыбнулась.
— Если бы она не была дочерью графа, я бы прямо сейчас дала ей роль Эвелины.
— Но это же ваша роль, — возразил Мейсон.
— Да, но посмотрите на нее. Она — настоящая Эвелина, особенно в сценах с Родериком, который играет Жоффруа. Вместе они просто потрясающи.
Мейсон некоторое время наблюдал за племянницей и понял, что Райли права. Не только Луиза, но и Родерик. Когда молодые актеры играли, зрители верили им, до того убедительно они жаждали быть вместе. Может быть, слишком убедительно.
— Моя дорогая Эвелина, — говорил Родерик, заключая Луизу в объятия, — клянусь, больше ничто не разлучит нас.