Любовь сквозь годы

– А я умею и тебя научу, – он взял ее за руки и потянул за собой.

«В самом деле, – подумала Эвелин, вновь заливаясь румянцем, – я, наверное, слишком смущаюсь». Она стала нервно поправлять свое декольте, вдруг испугавшись, что станет видна бретелька ее комбинации. Он отвел ее руку.

– Не волнуйся, ничего не видно

Эвелин очень хотелось, чтобы Эрни вернулся скорее. Она еще никогда не чувствовала себя такой сконфуженной, как сейчас, когда рядом с ней был настойчивый мужчина, который даже не постеснялся заговорить о ее нижнем белье.

– Пойдем, – сказал он. – Я научу тебя танцевать линду. Ты же не хочешь, чтобы наши дети думали про нас, что мы старомодные. – И он сделал при этом выразительный жест.

– А вот и Эрни с пуншем.

– Тем более надо идти танцевать. – Он мягко потянул Эвелин к центру зала, приглашая следовать за ним и ничего не бояться, затем обвил левой рукой талию девушки, прижав ее к себе, и они начали танцевать.

Все парни были в темных строгих костюмах с галстуками, и Эвелин было немного не по себе от того, что ее партнер – Нат Баум – был одет ярко, как джазист. На нем были просторные брюки и двубортный пиджак с широкими открытыми лацканами, рубашка цвета лаванды великолепно сочеталась с этим нарядом. Ничего подобного Эвелин раньше ни на ком не видела. Это еще более усиливало ощущение необычности, и она почувствовала себя еще более взволнованной, когда зазвучала следующая мелодия и Нат Баум прижал ее к себе еще теснее.

Эвелин хотелось, чтобы этот танец никогда не кончался, а когда пришел черед снова танцевать с Эрни, она поняла, что старый друг уже не волнует ее и что ее сердце занял другой человек. Напрасно она весь оставшийся вечер пыталась отыскать глазами своего таинственного незнакомца.

Так и не увидев его до конца вечера, она подумала, что он уже с другой, более подходящей для него девушкой. Они, может быть, где-то в парке целуются по-французски. Эрни как-то склонял ее к этому, но Эвелин находила тогда это занятие отвратительным и негигиеничным. «Никогда не знаешь, к чему в конечном итоге это может привести», – говорила она Эрни, и он покорно соглашался с ее объяснениями, ограничиваясь целомудренными поцелуями. «А может, поцелуи по-французски и не так отвратительны, как мне всегда казалось?» – спрашивала она себя сейчас, прикидывая, как бы это выглядело с Натом Баумом. И вдруг Эвелин поймала себя на том, что она достаточно смела в своих мыслях и уже готова делать то, о чем раньше и речи быть не могло.

Эвелин мечтала, чтобы Нат Баум позвонил ей. Она исписала его именем целый блокнотик и даже занесла его в книжечку с адресами, которую хранила в своем кошельке. И сделала она это лишь для того, чтобы полюбоваться, как это будет выглядеть. Свой секрет она хранила, как зеницу ока, и заглядывала в книжечку только тогда, когда, уединившись, была полностью уверена, что никто из штата не нарушит ее покой. Это составляло для нее особое удовольствие.

Однажды на уроке английской литературы, пока учительница занудно рассказывала о символических параллелях между тремя ведьмами из «Леди Макбет» и тремя сестрами из «Короля Лира», Эвелин написала печатными буквами на титульном листе книги из собрания сочинений Шекспира имя Ната Баума, а внизу, отступив немного, и свое собственное. Она пересчитала гласные буквы в их именах – выходило семь. Семь. Значит, это была судьба: Нату и ей было суждено влюбиться друг в друга. Затем она подсчитала все согласные буквы. Их было тринадцать. Число тринадцать приносит несчастье, – значит, она никогда не увидит его снова.

Настроение Эвелин было столь же противоречиво, сколь противоречивы были числовые предзнаменования. Иногда целыми вечерами она просиживала в своей комнате только для того, чтобы, если позвонит Нат, сразу подойти к телефону. Иногда же наоборот– она уходила играть в бридж к своим подругам, никого не предупредив о том, в какой комнате она находится. «Если он позвонит, – думала она, – ему скажут, что меня нет, и он, может быть, захочет узнать, с кем я ушла, и будет ревновать».

Информация о телефонных звонках обычно вывешивалась на доске объявлений около комнаты воспитательницы, этажом ниже спальни Эвелин. По мере того как проходили дни, смотреть на доску стало для Эвелин настоящим мучением. Ее сердце колотилось всякий раз, когда выяснялось, что ей кто-то звонил, но оказывалось, что это или ее мать, или Эрни. И Эвелин с еще бьющимся сердцем тащилась два лестничных марша назад, расстроенная и разочарованная. Она начала загадывать: если у нее хватит силы воли не заглядывать на доску объявлений до шести вечера, то судьба вознаградит ее сообщением о звонке мистера Баума.