Любовь сквозь века. Книга 2

Под Захарием задрожал пол, комнату затягивала дымка. Кинжалы собрались все вместе и атаковали своего владельца. Полилась кровь, Захарий стонал от боли и ужаса.

– Забирай свою книгу, и проваливай.

– Где?

– В изголовье кровати.

– Неси сам, нет тебе веры!

Захарий, пошатываясь, принес книгу.

– Подавись, собака.

– Перстень!

– Нет! Не отдам! Перстень мой.

В ту же секунду, лицо врага исказила гримаса боли. Перстень на пальце раскалился докрасна. Колдун-неудачник, сбросил его на пол, тряся рукой и тихонько повизгивая.

– А, говоришь, я собака!-Лютый рассмеялся. – Скулишь, как шелудивый пес. Ну, прощай. Думаю, больше не свидимся.

– Убирайся. Проклятый. Я доберусь до тебя.

Комната поплыла перед Лютым, растекаясь и меняя очертания.

– Почему так долго? Ты обещал, что я не успею соскучиться?

– Козел этот старый, уперся! Не хотел отдавать книгу. Гляди Милана, все у меня,– и книга и перстень.

– Тебя не было три дня.

– Детка, время в разных местах, странах и измерениях, течет по-разному. Я не знаю, как это происходит. С Захарием я провел, не больше часа.

– Как странно.

– Сам до сих пор удивляюсь. Ты сегодня управлялась? Я голоден.

Милана улыбнулась.

– У нас щи и каша. Будешь?

– А, то как же? Путешествовать между континентами, ой как непросто.

Девочка росла, вместе с ней рос и развивался ее талант, слышать и видеть то, что другим неподвластно. Лютый обучил ее, практически, всему, что знал сам. Мужчина понимал, приходит время им расстаться. Он снова отправится в путь. Милана заживет своей жизнью или той, что уготовит для нее Темный. Такие мысли все чаще и чаще приходили мужчине на ум, но он гнал их от себя. Она ведь, еще ребенок, ей сложно будет одной! Конечно, ведун замечал какой красавицей становится Милана, как расцвела и похорошела девочка за последнее время. Славия обрушила на него горькую правду, словно ушат ледяной воды.

– Заневестилась…. Моя девочка заневестилась,-Лютый вздохнул и вышел из избы. – Права бабка, нужно Милану найти. Посидит дома пару деньков, не страшно.

Глава 7

– Где ее может носить?-ведун был взволнован.

Он прошел по деревне. Местные- девочку не видели. У реки Миланы, тоже, не оказалось. Деревенские кумушки полоскали нехитрое бельишко и подтрунивали над колдуном.

– Что же ты Лютый за ведун, коли на своих двоих бегаешь да девчонку разыскиваешь? Колданул бы, чтобы чертяка ее притащил!-бабы визгливо засмеялись.

Лютый пошел вдоль берега к лесу. Колданул бы, кабы мог. Легче легкого человека найти или вызвать. Любого, да только не Милану. На нее, единственную, его волошба не действовала. Он не мог читать ее мысли, не мог воздействовать на нее. Поначалу, когда она была малышкой, пытался, да только, будто на ледяную стену наскакивал. Так и бросил свои попытки. Одно слово–Жрица. Лютый понимал, что Милана сильней его,– сильней ее дар, глубже видение.

Лес встретил ведуна прохладой. Вдалеке залаяла собака.

– Нашел. Лешачок выдал свою хозяйку. Далековато они сегодня забрались, не иначе, в отцову избенку пошла Милана. Ручей там знатный, вода целебная, самая лучшая для настоев да снадобий.

Ведун сбавил шаг.

«Все в порядке, можно не тревожиться, тишина в лесу и спокойствие. Посторонних нет.»

В избе Миланы не было, все указывало на то, что девушка у ручья. Лешачок дремал на солнышке и лишь повел носом, учуяв хозяина.

– Спишь? Лежебока! Откормила тебя Миланка, не пес, а–поросенок.

Лешачок открыл один глаз, зевнул, нехотя встал и вопрошающе уставился на ведуна.

– Вот, наглец! Угощенье выпрашиваешь? Извини,-Лютый развел руками. – Не принес! Где хозяйка твоя–отвечай. У ручья? Или к озеру пошла за плакун травой?

Словно понимая, что от него ждут, пес потрусил в сторону ручья.

– Значит там. Не прогадал я.

Солнце клонилось к западу. Скоро стемнеет.

– Милана? Милана! Где ты, девочка?

Ответом Лютому была тишина.

– Что за диво сегодня с этой девкой?-ведун ускорил шаг, раздвинул заросли ивняка и замер.

Девушка спала у воды. Лицо Лютого покрылось испариной. Первый раз в жизни он взглянул на свою подопечную, как на женщину. Нежный овал лица, сочные губы, приоткрытые во сне, казалось, так и созданы для жарких поцелуев, полная, упругая, совсем уже не девичья грудь, распирала расшитую обережной вышивкой рубаху из тонкого льна. Милана спала на траве тихо посапывая, подогнув под себя стройные ноги.

– Милана, паршивка, просыпайся. Что развалилась средь бела дня? Просыпайся, кому говорю?– мужчина, наклонившись над девушкой, грубо ее тормошил. – Ты жива или нет?

– Лютый? Ты чего здесь?-девушка, с просоня, не могла понять, что происходит. – Зачем кричишь? Случилось, что?

– Это я у тебя хочу спросить, что случилось? Почему без спроса ушла? Я тебя бегаю, разыскиваю, будто у меня своих дел нет.

– Я случайно уснула. За травами пошла и не знаю, как меня сморило,-Милана застенчиво улыбалась. – Дома изба топлена, каша в печи, пироги, я тебе оставила, узвар на леднике, и по хозяйству я с утра управилась. Не злись.

– Домой пошли. Солнце заходит.

Лютый круто развернулся и зашагал в сторону деревни.