Любовь сквозь века

– Да, ну? Так чего же за волосы меня из воды не выволок? Не избил в кровь? Ответь мне? Не молчи. Милана рассмеялась, громко, звонко.

Он любил этот смех и ненавидел. Размахнулся, хотел ударить, да не посмел. Ее взгляд пронизывал насквозь, как будто не Милана это глядит, а сама Мара на него смотрит.

– Ты всего лишь Слуга! Помни это муженек, и обходи меня, впредь, стороной.

Ведун проснулся от собственного крика: Ненавижу! Проклятая!

По лицу мужчины катились слезы. Может не сон это был? Наваждение стало окутывать его все чаще. Во сне Лютый раз за разом видел ту, которой никогда не встречал в яви, но за которую отдал бы все, что имел. Он любил и ненавидел ее одновременно. Очнувшись ото сна, никогда не мог вспомнить ее лицо, образ, только глаза– пронзительные, синие, как зимнее небо.

В ярости Лютый затушил костер и побрел, опираясь на посох, медленно, как будто на плечах была огромная ноша. Прочь, прочь от этого места, от собственных мыслей, от синих колдовских глаз.

Глава 2

Тем временем, в деревушке, неподалеку, жизнь шла своим чередом. Зима в этом году была суровой, морозной да снежной, и казалась, нескончаемой. День был в самом разгаре, жители занимались своими делами. В крайней избе пекли хлеба, дородная хозяйка ставила первую партию в печь. Раскрасневшиеся с мороза в избу вбежали ребятишки, и с разбега, чуть не снесли самую меньшую девочку.

– Тише вы, шебутные! –прикрикнула мать. Малую зашибете!

Странная вышла девочка– подумала женщина. Не первый раз ей приходили в голову такие мысли, и она ругала себя за них: Все же, дочь.

Малышка была не похожа на остальных членов семьи, все русоволосые да сероглазые, а у этой волосы, что смоль – темные, да глаза синие, синие, настоящие омуты, глянешь в них, и будто тонешь. Росточком ниже своих сверстниц, щуплая, маленькая, а выделяется сразу среди остальных ребятишек. И голос, голос, малявка еще, а голос забыть нельзя – журчит, переливается, что ручей весной. Все ребята бегают день деньской, а эта сядет и сидит, смотрит вдаль, как будто видит что, и сама себе улыбается. Деревенские привыкли к ее красоте, да тихому нраву, а заезжие каждый раз диву давались. Князь с воеводой, как на порубежье мимо проезжал, девок деревенских встретил, коня осадил, дело то молодое. Слово за слово, про житье бытье, а как малявку увидал– побледнел. Люди сказывали, все расспрашивал: Кто такая, да чья?

– Поди, поиграй с ребятами, Милана. Слышишь, меня дочка?

Девочка послушно глянула на мать, взяла тулупчик и стала одеваться.

Мать вздохнула: Беда мне с тобой Милана! Но девочки уже в избе не было. Женщина знала, что не пойдет дочь туда, где все. Затеет игру, то ли с котом, то ли собаку в дом притащит, или сядет на пригорок и будет смотреть на опушку леса, словно, ждет кого-то.

Милана, действительно, как и предполагала мать, пошла на окраину деревни, села на свой любимый пенек на пригорке и прислушалась. Ждала она весну, ой, как ждала. Тепла, солнца, да первых жаворонков. Побегут ручьи, расцветет все, река разольется, зашумят травы, можно будет пойти в лес, там столько интересного, там друзья. Как же мать не понимает, скучно ей с девчонками бегать. В лесу и с травинкой поговорить можно, и ручей про дальние страны расскажет, глядишь, и дядька Леший появится, меду даст или на малинник укажет, а пока зима, в лес мать запретила ходить строго настрого. Навье время, темное. Говорит: Лешак утащит или кикимора задушит. Милана рассмеялась, – Как же Леший утащит? Он ведь такой добрый. А что если только зайти, никто ведь не узнает. До сумерек далеко еще: Я, туда и обратно. Рядом с Миланой играли сверстники.

– Милана, айда с нами,– крикнул соседский парнишка, Петр.

Девочка только махнула ему рукой, и направилась, не оглядываясь в лес.

– Милана, ты куда? Вернись! Мамка заругает,– не унимался паренек.

– Петруша, ты ей не говори, я быстро. Девочка, просительно прищурила глаза.

Петр, бросил санки, он был постарше, на голову выше девочки, и ему самому безумно хотелось глянуть, на кикимор, да всякую нежить лесную, которой пугали ребят старики.

– Подожди Миланка, с тобой пойду.

Милана улыбнулась, Петр растаял от ее улыбки, взял девочку за руку, и дети направились к лесу. Милана еще раз признательно глянула на мальчика своими бездонными глазами, Петр покраснел: Что это со мной? Она же девчонка,– он отдернул руку, пошел чуть быстрей, Милана семенила следом, стараясь не отставать.

Глава 3

Лютый пробирался сквозь заросли и березняк. Мужчина шел без отдыха несколько часов, пытаясь разогнать наваждение прошлой ночи. Сон не шел из головы. Эти синие, глубокие глаза, и почти нереальное чувство любви, боли, гнева и ненависти, которые он испытывал к их обладательнице. Самое странное, что эти чувства он отчетливо переживал наяву каждый раз, вспоминая тот сон. Как можно любить и ненавидеть одновременно, тем более ту, которой нет, которая лишь в его воображении, и приходит во сне. Еще острее он почувствовал свое одиночество, тоска сжала сердце.