Любовь слепа

— Разве мы не у себя дома? Так почему же надо скрывать ото всех, что нам с тобой хорошо? — хрипло спросила она.

— Элайя! — простонал он, пытаясь сохранить невозмутимый вид.

Она огляделась по сторонам, и ее карие глаза лукаво блеснули.

— О Господи! Вы только посмотрите! Поваренок достает воду из колодца и видит, что мне хорошо с моим мужем! Скандал-то какой!

Джордж закусил губу, сдерживая ругательство.

— Послушай, Элайя, ты смущаешь меня. Ведь ты же не солдат в казарме. Ты — супруга лорда и…

— И ты — мой лорд, — прошептала она, и пальцы ее затеребили шнуровку его рубахи и, скользнув внутрь, принялись ласкать его гладкую кожу. — Лучший лорд в мире! А какой любовник! — Голос ее стал тише, и Джордж ощутил тепло ее дыхания. — Я думала, что умираю, когда ты взял меня, или что я уже попала в рай!

— Элайя, леди не следует говорить о таких вещах или соблазнять своего мужа, словно потаскушка.

Она вскинула голову, глядя на него.

— Что ты сказал?

— Клянусь кровью Господней, я не хотел обидеть тебя, — откликнулся он, сам испугавшись такого сравнения. — Прости меня.

Прижавшись головой к его груди, Элайя, помолчав, заговорила:

— Я принимаю твое извинение, хотя уверена, что наедине с друзьями ты только так и выражаешься. А может, еще хлеще.

— Да нет же, только не я!

Она окинула его недоверчивым взглядом.

— Правда? Что-то я сомневаюсь!

— Элайя, — начал он, пытаясь говорить ровным тоном, — да, я согласен, мужчины в своем кругу иногда могут позволить себе подобный разговор, но…

— Но женщины — никогда? — закончила за него Элайя и заглянула ему в глаза. — А наедине с женой мужчина тоже не должен говорить об этом?

— Нет.

— Ладно, я постараюсь не смущать тебя. Обещаю не притрагиваться к тебе в присутствии солдат, — лукаво шепнула она. — И не целовать тебя на виду у управляющего. И не ласкать тебя при слугах.

— Элайя! — воскликнул он, не в силах дольше сохранять спокойствие.

Она проворно отскочила и взмахнула рукой, указывая на конюшню:

— Давай покатаемся! Я не могу сидеть дома в такой день, а не то мне захочется оказаться с тобой наедине и… — Она зажала рот ладошкой, хотя в глазах ее плясали бесенята. — Я ведь не должна об этом говорить, верно?

Весело рассмеявшись, она бросилась наутек.

— Ладно, но только ненадолго, — крикнул он ей вслед. — А потом ты должна поговорить со слугами об их обязанностях и обсудить с Гербертом, что надо закупить в первую очередь.

— Сэр Джордж, прошу меня простить, но…

Джордж проснулся.

— Что такое? — спросил он и, протерев глаза, увидел Герберта Джоллиета. Мажордом стоял перед его креслом в комнате на верхнем этаже башни.

Должно быть, он заснул после стремительной скачки по полям. К счастью, Элайя сжалилась над ним или над его лошадью — или, может быть, над собой — и натянула поводья, когда они въехали в лес.

Как же прелестно она выглядела, сидя верхом по-мужски, как амазонка! Лицо раскраснелось, а глаза так и сияли. Они говорили о ее братьях. Первенец сэра Томаса был на двадцать лет ее старше, а с младшим у них была разница лишь в год. В семье его прозвали Проныра, поскольку он обожал совать нос в чужие дела и секреты. Элайя призналась, что с детства привыкла скрытничать и никому не доверять своих мыслей. Наконец лошади замедлили шаг, всадники спешились, присели под старым дубом и… Джордж улыбнулся, припоминая, с какой силой страсть охватила их вновь. Им пришлось прерваться, так как земля под деревом оказалась чересчур каменистой…

Джордж устремил взгляд на хмурое лицо мажордома. Когда они вернулись в Райвенслофт, он сказал Элайе, что Герберт, вероятно, или у горшечника, или у белошвеек, напомнив, что она должна обсудить с Джоллиетом закупку продовольствия. Элайя кивнула и зашагала в сторону кладовых, а он поднялся в башню и тут же заснул.

— Ну, что такое? — спросил Джордж, окончательно проснувшись и предполагая, что стряслось что-то необычайное. Герберт осмеливался будить хозяина только в случае чрезвычайных неприятностей, требовавших его немедленного вмешательства.

— Леди Марго просит передать, что не сможет присутствовать на вечерней трапезе. Говорит, что слишком устала вчера на празднике, и умоляет простить ее.

Джордж кивнул, недоумевая, что заставило Герберта прийти сюда.

— Хорошо. Проследи, чтобы Эльма или кто-нибудь еще отнес леди Марго еду. Кажется, на ужин она любит хлеб с сыром и глинтвейн.

— Как вам будет угодно, милорд. — Мажордом почтительно прокашлялся, как бывало всегда, когда он собирался затронуть какую-нибудь щекотливую тему. — Я хотел бы обсудить с вами кое-что по хозяйству, милорд.

— Поговори об этом с моей женой, — отмахнулся Джордж, надеясь, что голос его звучит не слишком раздраженно. — Теперь это ее забота.

На лице Герберта отразилось еще большее уныние.

— Мне очень жаль, милорд, но…

— Что такое? — нетерпеливо осведомился Джордж.

— Кажется, леди Элайя не желает говорить со мной. Я несколько раз подходил к ней с тех пор, как вы вернулись, но она отсылала меня прочь.

Джордж готов был недовольно нахмуриться, однако заставил себя улыбнуться.