Любовь со вкусом соленой водки

Шумно открыв дверь, он с удивлением понял, что у порога его никто не ждет. Как впрочем, и в иных местах квартиры.

«Приоритеты поменялись», – злобно подумал он, вспоминая дорогие туфли красавца у метро.

Жены дома не было, заготовленная фраза осела в диафрагме не выплеснутой злобой.

Вальяжно закинув ноги в грязной обуви на стол, он с ухмылкой осмотрел кухню. На плите стояла кастрюля, укутанная в полотенце, сверху листок бумаги.

Он взял записку.

«Милый поешь хорошо!» – первая фраза написана крупно и размашисто.

«Вот стерва!» – подумал он.

«…Я заскочила на часик, когда буду, даже не знаю».

– Конечно, с таким красавчиком чего торопиться, – вальяжно произнес он на всю кухню.

«…Помнишь, я говорила о сюрпризе, который обещал мой любимый американский брат? Так вот, сюрприз не удался. Они с женой приехали сегодня и прямо с аэропорта загремели в больницу. Что с ней, пока не известно. Мы в больнице….» – мелкими буквами было торопливо приписано внизу.

С каждым предложением затылок холодел все больше и больше. На секунду ему показалось, что сейчас сознание превратится в сосульку, и он отключится от этой жизни.

«…Целую-целую-целую», – обычные для ее записок слова любви, как цепью сдавили череп.

Брат… Уехал в девяностые в Америку, да так там и остался. Он вспомнил, как удивился его красоте, когда она показывала ему фотографии.

Все еще сидя с ногами, закинутыми на стол, он медленно осмысливал происходящее. Взгляд упал на грязные туфли рядом с аккуратно нарезанными кусочками белого хлеба на тарелочке. Ноги плавно стекли со стола на пол.

Его стошнило прямо на кухне, потом по дороге в ванную, потом в ванной. Выпитое смешалось со стыдом и брезгливостью. И слезами и страхом. И чувством невероятной, волшебной, но потерянной любви.

Он понял, что это конец.

Даже сейчас, спустя 20 лет, он помнил вкус той рвоты с запахом водки. На всю оставшуюся жизнь водка для него приобрела вкус помоев, затопивших любовь.

Угрызения совести и мука «сказать-не сказать» его мучили не долго, до посещения женой гинеколога.

Число инфекций, которыми он наградил свою жену, были красноречивее всех объяснений. Он рассказал ей тогда все, но озвученное ей, оно выглядело еще нелепее.

Они пытались спасти свой брак, даже посещали семейную психотерапию, и жена его простила, но не смогла преодолеть чувство недоверия к нему.

Он же не мог по отношению к себе преодолеть брезгливость.

Он больше не женился. Не вышла замуж и она.

Конечно, он винил проституток – не подцепи они его в баре, он просто пришел бы пьяным домой и наутро они посмеялись бы происшествию.

Сейчас, наткнувшись в интернете на опрос о легализации проституции, он всей душой завопил «нет». Но подумав, нажал кнопку «за».

Ведь если бы не те девицы, ни он, ни жена еще долго не познали бы, кто он на самом деле. Проститутки оголили его суть. Мелочную и похотливую. Он предпочел продажность – верности, месть – разговору, чистоту – грязи.

Кто знает, когда и как это могло проявиться.

Сын родился после их развода. Жена наотрез отказалась делать аборт, несмотря на все прогнозы последствий для ребенка от лечения «подарочных» инфекций.

За те 8 месяцев ожидания он поседел полностью. Прогнозы были устрашающими. Жена замкнулась и отключилась от всего мира. Казалось, все ее силы были направлены внутрь, на защиту ребенка.

Какие она давала обещания, как она торговалась со вселенной – он не знает. Но не проходило и дня в те месяцы, чтобы он не вставал на колени и не молил Бога о здоровье для ребенка.

Он торговался, он предлагал все беды мира наслать на него, только бы с ребенком все было хорошо. Не ради себя. Ради жены.

«Добродетель» из кожвендиспансера отправил в бухгалтерию института больничный с четко прописанным диагнозом. Весть разлетелась по коллективу быстро: мужики вальяжно похлопывали по плечу, женщины насупились, а начальство не долго мудрствуя, попросило его уйти «по-собственному». Мало ли в чем еще он окажется слаб.

Чтобы поддержать жену, он работал грузчиком, забойщиком мяса пока не устроился по специальности.

Жену с ребенком содержал брат.

После родов стало известно, что у мальчика только один физиологический недостаток – отсутствие слуха. Но на фоне всех обещанных прогнозов – это был дар Божий.

Но никто не знал, как все эти месяцы переживаний и страданий матери отразились на душе ребенка. Это им еще предстояло увидеть.

В страхе он перебирал все возможные варианты, читал литературу, ходил на консультации к врачам.

Чем больше он узнавал, тем страшнее ему становилось. Он осознавал, что все, что будет случаться с этим мальчуганом, он будет относить на свой счет. Что его раздутое чувство страха и ожидание чего-то плохого само по себе уже плохо и обязательно спровоцируют то, что могло и не произойти. За несколько лет терзаний он измучился так, что психика уже не выдерживала, и в дело пошло тело… Ночами он так сжимал челюсти, что утром мог едва открывать рот от боли. Это изводило его.

Он ни с кем не делился своими страхами, но при каждой встрече с сыном напряженно наблюдал за ним. Его пугало и напрягало все, что другие родители и не замечают.