Читаем Любовь со второго взгляда полностью

Какой-то среднеазиатский райкомовский начальник жил в квартире, окна которой выходили на кинотеатр. Летом, когда окна были открыты, звук кино мешал начальнику спать. Он приказал показывать фильмы без звука.

Люди стали жаловаться. Начальника вызвали в ЦК республики;

— Как вам не стыдно? Вы лишаете людей нормального кино. А вы знаете, что говорил Ленин? Что из всех искусств для нас важнейшее — кино.

Тот не растерялся:

— Лэнин эта говорил, когда кино еще нэмой был.


И все же лучшее фестивальное время было среди своих — в баре. Справа от меня — известный режиссер Грамматиков, слева — известная писательница Виктория Токарева. Весело, молодо… Вдруг вижу: чуть пошатываясь, ко мне приближается с рюмкой Иван Григорьевич Качан. Главный редактор Украинского кино. Свою широкую улыбку Качан буквально выстилает мне под ноги.

— Ну шо, — говорит. — Мабуть тэпэр зи мною и чарочку нэ выпьетэ, Аллочка?

Встаю, наливаю себе рюмочку:

— Иван Григорьевич! За ваше здоровье. Если бы не вы, я бы никогда не выбралась из вашего болота.

Танцы… танцы…

В последний вечер мы самозабвенно отплясывали в пресс-баре с Володей Грамматиковым…

Потом я решила прогуляться до Ботанического сада, который радовал нас своей красотой и прохладой все жаркие фестивальные дни… Тут-то и приключилась со мной одна маленькая история…


Последняя фестивальная ночь опустилась на уставшие плечи Ашхабада мягким и нежным туркменским платком.

Пели лягушки. Снисходительно мерцали далекие звезды. Луна прощалась с буйством десятидневного праздника доброй и всепрощающей улыбкой актрисы Майи Аймедовой.

Я шла темной аллеей. Шла прощаться с густой тишиной Ботанического сада, подарившего мне безумную сладость южных ароматов.

«Ах», — думала я. «Хо-ро-шо», — вторили мне понятливые лягушки.

«Ох», — думала я. «Кра-си-во», — подтягивали они.

Мой внутренний голос выводил чистый звук, не отягощенный мыслями и мимолетными впечатлениями.

Их слаженный хор вторил мне стройно, не отвлекаясь на мимолетных комаров.

Гармония была полной, и, казалось, ничто не может ее нарушить.


…Они возникли внезапно, врасплох, вкрутую — из темноты — три телосложения. Абсолютно мужского пола.

Хор смолк. Внутренний голос зашептал что-то сбивчивое и невразумительное. Одно телосложение двинулось мне навстречу. Два других зашли в неглубокий тыл.

— Ну так когда мы увидимся? — цепкая рука легла на мое еще недавно такое счастливое плечо.

— Зачем? — попыталась я освободиться. Безрезультатно.

— Я хочу.

Я поняла, что имею успех. Но пользоваться этим успехом почему-то не хотелось.

— Завтра, — сказала я, чтоб не унизить человека молчанием.

— Когда?

— В семь часов вечера, — мой внутренний голос, с трудом приходя в себя, сконфуженно чихнул и извлек из архива биографии вполне правдоподобные цифры.

— Где?

— Возле гостиницы «Турист», — я махнула оставшейся рукой в сторону нашего комфортабельного приюта и… замелькали перед глазами лица веселящихся друзей, уютная дымность пресс-бара, полусладкое, «Бони М», подземное озеро с теплой водой, горячие рукопожатия, цементный завод, пограничники… Где вы? Где все? Как далеко и неправдоподобно…

— Давай кольцо в залог!

— Не дам! — Я уже успела попрощаться со всем, что было сердцу так дорого, и стала жить в настойчиво предлагаемых обстоятельствах. Кольца было жалко.

— Не дам, и все.

— Не дашь — значит, обманешь. Не придешь.

— Обману, — честно призналась я. — У меня самолет через два часа. Рано-рано утром.

— А ты что, не местная?

— Я из Москвы.

— А здесь что делаешь?

— На кинофестиваль приехала. — Длинное слово «кинофестиваль» прозвучало так одиноко и жалобно, что на глаз напросилась слеза. И она бы выползла, если бы не «ой».

— Ой, — сказало телосложение дрогнувшим голосом и с испугом сбросило руку с моего плеча.

Я хотела было испугаться еще больше, но обрушившийся на меня поток слов опередил мое желание.

— Ой, простите, я не знал, что вы… я не хотел… Я так люблю кино. Для меня же… это… как это… из всех этих… искусств… Если бы вы сразу сказали, что на фестиваль… Как вам наш Ашхабад… Ну да, сейчас, конечно, плохо… Я виноват… Извините… я думал… А теперь как же быть…

— Ну ничего, успокойся, возьми себя в руки и проводи меня до гостиницы. Я боюсь идти одна.

Весь путь до гостиницы он держался на шаг сзади, нервно похрустывал пальцами и сбивчиво ронял под ноги шуршащие междометия…

Темнота оборвалась призывным светом «Туриста».

— Дальше не пойду. Очень стыдно. Извините.

И он исчез.

Хор лягушек грянул голосами «Бони М». Стреляло полусладкое. Сквозь дым просачивались лица друзей. Восточная луна ласкала улыбкой Майи Аймедовой.

Письма

После фильма я получила много писем.

Одно из них считаю главным. Мне написала Ольга Савельевна Воробьева из Юрмалы (сохраняю ее правописание):

«…Я видела на экране себя и своего мужа, и смеялась, хотя далеко не до смеха! У нас же двое дочек и маленьких и папа пока не прозрел, а жить надо, воспитывать надо детей! А скольким вы поможете трезво посмотреть на такие вопросы жизни!..»

Перейти на страницу:

Все книги серии Мой 20 век

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное