Любовь среди руин. Полное собрание рассказов

В первые дни выздоровления Хенти мало общался со своим хозяином; он лежал в гамаке навзничь, уставившись на соломенную кровлю, и думал о жене, снова и снова прокручивая в памяти эпизоды их супружеской жизни, включая ее интрижки с теннисистом и солдатом. Дни, ровно по двенадцать световых часов в каждом, проходили чередой, неотличимо похожие друг на друга. Мистер Макмастер ложился спать с заходом солнца, оставляя гореть маленький ночник – грубо сплетенный фитиль, опущенный в плошку с говяжьим жиром, – чтобы отпугнуть летучих мышей-вампиров.

Когда Хенти впервые смог переступить порог дома, Макмастер решил устроить ему небольшую прогулку по усадьбе.

– Я покажу вам могилу чернокожего, – любезно предложил он и повел гостя к холмику под манговым деревом. – Он был очень добр ко мне. Он читал мне каждый вечер по два часа, до самой своей смерти. Хочу поставить здесь крест – в память о нем и в честь вашего прибытия; правда хорошая идея? Вы верите в Бога?

– Знаете, в сущности я никогда об этом не задумывался.

– И правильно делали. Я ужасно много думал об этом и все равно так ничего и не знаю. Диккенс знал.

– Думаю, вы правы.

– Конечно, об этом ведь написано в его книгах. Сами убедитесь.

Этим же вечером мистер Макмастер приступил к изготовлению надгробья для могилы негра. Он работал большим стругом с таким усердием, что деревянная заготовка звенела и визжала, словно метал.

Наконец Хенти прожил шесть или семь дней без всяких признаков лихорадки, и мистер Макмастер объявил:

– Думаю, вы уже вполне готовы взглянуть на книги.

В одном конце хижины было что-то вроде чердака, образованного платформой, грубо сколоченной под соломенной кровлей. Мистер Макмастер прислонил к ней лестницу и вскарабкался наверх. Все еще шатаясь от слабости, Хенти последовал за ним. Мистер Макмастер уселся на помосте, а Хенти, стоя на лестнице и вцепившись в верхнюю перекладину, оглядел чердак. Он был завален маленькими свертками, упакованными в тряпье, пальмовые листья и сыромятные кожи.

– Нелегко уберечь их от гусениц и муравьев. Два тома они практически изгрызли в крошки. Но сейчас я пользуюсь особым индейским составом, он помогает.

Макмастер развернул ближайший сверток и протянул Хенти книгу в телячьем переплете. Это было раннее американское издание «Холодного дома»[100].

– Не важно, с чего мы начнем.

– Вам нравится Диккенс?

– Разумеется, нравится. Гораздо больше, чем просто «нравится». Понимаете, его книги – единственные, которые я когда-либо знал. Мой отец читал их мне, а потом черный парень… а теперь прочтете вы. Я слышал каждую из них по несколько раз, и мне это никогда не наскучит – всякий раз подмечаешь что-то новое и чему-то учишься, в них столько персонажей, столько разных событий, так много слов… У меня есть все книги Диккенса, кроме тех, которые сожрали муравьи. Чтобы перечитать их, нужно много времени – года два, даже больше.

– Что ж, – легкомысленно сказал Хенти, – стало быть, пока я гощу здесь, нам их точно хватит.

– О, надеюсь, что нет. Начинать сначала – это такое удовольствие! Каждый раз находишь что-то новое, чтобы ликовать и наслаждаться.

Они забрали с собой первый том «Холодного дома», и тем вечером Хенти приступил к чтению.

Ему всегда нравилось читать вслух, в первые годы брака он старался приобщить к этим утехам жену и таким образом прочел ей несколько книг, пока как-то раз, в один из редких приступов искренности, она не призналась, какая же это для нее пытка. С тех пор он стал задумываться о детях – чтобы было кому почитать. Но в лице мистера Макмастера он обрел поистине уникального слушателя.

Старик сидел в своем гамаке напротив Хенти и, не сводя с него глаз и беззвучно шевеля губами, ловил каждое слово. Порой, с появлением на страницах книги нового героя, он просил: «Повторите его имя, я что-то его подзабыл» – или же: «О да, я хорошо ее помню. Она умерла, бедняжка». Он часто прерывал чтение вопросами, но не теми, которые мог ожидать Хенти. Ни процедуральная система Канцлерского суда, ни социальные предрассудки той эпохи, хоть они и должны были казаться Макмастеру непостижимыми, его не интересовали; все вопросы касались лишь персонажей. «Слушайте, а почему она так сказала? Она это серьезно? Она действительно почувствовала слабость из-за жара от огня, или это из-за того, что она что-то обнаружила в этих бумагах?» Он оглушительно хохотал над всеми юмористическими пассажами, отдельные отрывки, которые самому Хенти вовсе не показались смешными, даже просил перечитать два или три раза; зато при описании страданий отверженных обитателей «Одинокого Тома» слезы текли по щекам в бороду старика. Его комментарии к повествованию были предельно просты. «Сдается, этот Дедлок большой гордец» или «Миссис Джеллиби плохо заботится о своих детишках». Хенти получал от чтения не меньшее удовольствие, чем его хозяин.

В конце этого первого дня старик заявил:

– Вы читаете замечательно, куда лучше черного парня. И объясняете вы понятнее. Порой мне кажется, будто мой отец снова здесь, со мной.

В конце каждого сеанса чтения он всегда учтиво благодарил своего гостя: