Любовь среди рыб

Красивые матери есть и у других дочерей.

При этом Фреду — едва он сформулировал задуманное в голове — стало мучительно ясно, что он гармонирует именно с карликовым издательством Сюзанны и что ему самому жаль сожженных стихов. И что из всех матерей и дочерей мира он хотел бы сейчас установить отношения только с Марой. Может, как раз потому, что она так беспощадно их разорвала. Дочерью она была в любом случае. А матерью? Может быть. Следовало бы разузнать о ней хоть что-нибудь!

Он бросился на улицу, зашагал прямиком в ближайший магазин электроники и купил самый дешевый плоский прибор, способный выходить в Интернет, шикарное английское название которого он принципиально не хотел запоминать.

Дома ему удалось неожиданно ловко привести этот прибор в действие, и потом он гуглил в течение часа. По запросу «Мара» нашлось почти двести миллионов ответов. Кроме того, свыше ста миллионов картинок про Мару, из которых первые три тысячи после быстрого просеивания показывали мужчин и женщин, которые не имели ничего общего с его Марой. Но прежде всего появились фотографии животного, которое выглядело как помесь зайца, свиньи и кенгуру.

На запрос «Мара Словакия» ответов нашлось уже всего сто пятьдесят тысяч. С колотящимся сердцем он просмотрел первые сто, но не нашел ничего, кроме информации об одном водохранилище и о профессиональном присмотре за стариками. Как там звучала профессия Мары — что-то с лимбо… На запрос «Мара лимнология Зволен Словакия» выпало всего 7 ответов, в большинстве своем румынские pdf-файлы, содержание которых оставалось для него темным и в которых «Мара» обозначало водохранилище, уже идентифицированное перед этим.

Неужто Мара — это фантом?

Мара — это псевдоним?

Мара — это трюк?

Фреду хотелось скомкать этот планшет как лист бумаги и вышвырнуть вон.

Теперь Мара могла быть ему поистине безразличной.

Он мог бы, например, позвонить Шарлотте. Но не хотел.

Или пойти с Бенно напиться. Но тоже не хотел.

Или выругать Сюзанну. Но тоже уже не хотел.

Чего же вы хотите?

Мара! Мара! Мара!

Он мог сесть в машину, опять поехать на Эльбзее и ждать там.

Но этого он тоже не хотел. На Эльбзее шли дожди. И Мары там не было.

Когда Лизи добралась до Эльбзее, шел дождь. Приступ отваги на перекрестке с нюрнбергским автобаном придал ей хорошей скорости. Но уровень счастья стал падать буквально с каждым шагом, когда она выбралась из машины на нижнем конце лесной дороги, чтобы поковылять наверх, к Эльбзее. Ехать под дождем ей не хотелось. На какой-то жалкий километр щебеночной дороги ей понадобилось времени не меньше, чем девяностолетней дряхлой старушке, и чувствовала она себя соответственно. С поворота дороги над озером была видна хижина, и Лизи внимательно присмотрелась. Казалось, там все заперто. Ни дымка из камина, ни шевеления. Сердце Лизи забилось. А вдруг Фред все-таки там? Сидит внутри и пишет? Всю дорогу она запрещала себе думать о том, что ему скажет — из страха, что при более подробном размышлении все-таки передумает и повернет назад. Но тут мужество отказало ей, и она повернула назад.

Чтобы вскоре снова развернуться обратно.

Теперь, после того как она проехала почти восемьсот километров, уж последние-то сто метров она пройдет — не рассуждая!

Белого «бенца» на месте не было. Ставни были закрыты. Дверь оказалась запертой. А как было бы хорошо сейчас с Фредом в хижине при потрескивающих в печи поленьях… Но он, вероятно, уже и думать про нее забыл.

Лизи потащилась на мостки, склонность к драматизму заставила ее подволакивать левую ногу чуть больше, чем это было необходимо. Для этого ей не нужна была никакая публика.

Она посмотрела на озеро, в котором отражалось серое небо — среди узора иглоукалываний каплями дождя. Она чувствовала такие же покалывания в своем сердце. И в спине.

Вскоре стемнеет. Надо позаботиться о ночлеге. Или все-таки поехать к брату?

— Мара! — раздался у нее за спиной мужской голос.

Лизи вздрогнула, с искаженным от боли лицом схватилась за поясницу и медленно повернулась.

Я сойду с ума, сказал себе Фред, если не сделаю сейчас хоть что-нибудь.