– Вполне вас понимаю, но можно найти занятие более приятное, чем сидеть здесь и слушать меня.
– Буду рад посидеть здесь и послушать вас.
Гаррет был готов поклясться, что Джейн снова покраснела. В последнее время она смущалась все чаще и выглядела при этом очаровательно.
– Так поведайте же, Джейн, почему книги были вашими единственными друзьями?
Она тяжело вздохнула.
– Достаточно сказать, что в детстве я не пользовалась популярностью.
– И я тоже. – Гаррет усмехнулся. – В Итоне сложился тесный кружок друзей, с которыми…
– Нет. У меня друзей не было совсем. Ни одного друга и ни одной подруги.
Гаррет озадаченно нахмурился.
– Ни одной?
– Именно. Я росла единственным ребенком в семье и дома чувствовала себя очень одинокой. Родители отправили меня в школу, но дети принялись безжалостно дразнить. Как раз в это время папа получил рыцарское звание. Меня перевели на домашнее обучение, и стало намного лучше.
Гаррет слегка прищурился.
– И почему же вас дразнили? Потому что вы оказались значительно умнее остальных?
Джейн снова начала теребить ленту.
– Нет. – Короткое слово прозвучало так горестно, что сердце защемило. – В детстве я никогда не выставляла ум напоказ. Отчаянно хотела быть принятой, а интеллектуальное превосходство не приветствовалось, особенно среди девочек.
– В таком случае почему же они вас дразнили?
Хорошенькие веснушчатые щечки покрылись багровым румянцем.
– Выглядела не так, как остальные, и им это не нравилось.
Гаррет нахмурился еще заметнее.
– Не так, как остальные? Не понимаю. Неужели все одноклассницы оказались блондинками? – Чем еще можно отличаться?
Джейн покачала головой.
– Дело в том, что в детстве я была толстой. Мама называла меня полненькой, но слово «толстая» куда точнее соответствует правде.
Гаррет выпрямился. Новость не укладывалась в сознании. Джейн? Прелестная, умная, забавная, ироничная Джейн была толстухой?
– Не может быть.
– Уверяю вас, что это чистая правда. – Она снова вздохнула.
– И мама называла вас полненькой?
– Очень часто. Считала слово добрым.
– Ничего доброго в нем нет. – В голосе послышалось откровенное негодование.
– Понимаете, в детстве я ела еще больше кексов, чем сейчас. К тому же тогда они не таяли, потому что привычка к долгим ежедневным прогулкам еще не выработалась. Боюсь, что, пока нога заживет, успею снова округлиться.
Гаррет все еще пытался представить Джейн дородной девочкой. Да, на балах она всегда предпочитала держаться в тени и не стремилась ни к вниманию, ни к успеху: таков был сознательный выбор.
– Вы сказали, что другие дети… насмехались над вами?
Джейн намотала на палец завиток рассыпанных по плечам темных волос, и Гаррету вдруг захотелось сделать то же самое.
– Немилосердно дразнили, – подтвердила она. – Поэтому учиться дома оказалось намного приятнее. С тех пор насмешки сыпались только тогда, когда приходилось вместе с мамой выходить из дома, да еще по воскресеньям в церкви.
Гаррет порывисто наклонился и недоверчиво переспросил:
– Даже в церкви?
– Ах, конечно! Быть толстым ребенком – тяжкий грех.
– Неправда, – твердо возразил Гаррет и посмотрел ей прямо в глаза.
Джейн отвела взгляд и нервно засмеялась.
– Скажите это тем детям. Полагаю, все они выросли отвратительными людьми. Некоторых иногда встречаю, и до сих пор всякий раз хочется от них спрятаться.
– Спустя годы? – голос все еще звучал напряженно.
– Да. Знаете, что в этой истории самое гадкое? – Джейн невесело улыбнулась.
– И что же?
Она забавно сморщила нос.
– То, что при воспоминании о детстве мне хочется съесть еще больше кексов.
Гаррет импульсивно наклонился и взял ее за руку.
– Глупые дети ничего не понимали. Вы прекрасны!
Джейн грустно вздохнула, медленно освободила ладонь и положила на колени.
– Вот почему книги стали моими лучшими друзьями. Они никогда не дразнят, всегда готовы помочь и не обращают внимания, сколько кексов ты проглотила.
Гаррет взглянул на пышный букет: на белом одеяле сирень казалась необыкновенной.
– Вместо цветов надо было принести вам кексы.
Джейн рассмеялась.
– Хорошо, что вы этого не сделали. – Она коротко взмахнула рукой. – Но достаточно о печальном прошлом. Пора побеседовать об отвратительных людях. Скажите, миссис Лэнгфорд интересовалась моей участью?
Гаррет покачал головой.
– Только осведомилась, сможете ли вы появиться на свадьбе. Я заверил, что непременно сможете.
– Не сомневаюсь, что безутешная вдовушка в восторге от всего, что произошло. – Сарказм вернулся с прежней энергией и остротой.
– Был бы рад, если бы ее здесь вообще не было, – пробормотал Гаррет.
Джейн посмотрела серьезно.
– По-моему, миссис Лэнгфорд видит во мне досадное препятствие на пути к желанной цели. Вы сказали, что она вам не любовница. В таком случае кто же, Гаррет?
Апплтон шумно выдохнул. В устах Джейн собственное имя прозвучало магически, но как случилось, что разговор принял столь опасный оборот?
– Сложно объяснить.
Джейн слегка кивнула.
– Но это… не интимные отношения?
– Нет, ничего подобного. Изабелла – вдова Гарольда, и этим все сказано.
– Но в то же время явно стремится к большему, – заметила Джейн. – А вы хотите большего?