Любовь требует жертв…

— Ларка, ты уже не невинная девица, пора стать зубастой и научиться давать отпор. Мягкожопость нынче не в почете, иногда и нахамить невредно, тем более такому типу, как Прохоров. Он — злобная, мизантропская душонка. Размазывает тебя, как манную кашу, потому что ты не сумела поставить его на место. Думаешь, допрашивая какого-нибудь крутого отморозка, этот сраный следак так же хамит, намекает, ехидничает и выспрашивает, с кем, как часто и в какой позе тот трахается? Да бандюган придет к нему со своим адвокатом, откроет дверь ногой, будет ковырять спичкой в зубах, нагло поглядывая на следователя, и пошлет его подальше, если тот позволит себе что-то лишнее. Пусть у допрашиваемого руки по локоть в крови, но в данный момент он свободный гражданин, и нужно уважать права его личности, едрена вошь! А Прохоров подожмет хвост, иначе джентльмены бандитского вида могут поучить его манерам, нечаянно членоповредив. Всех теперешних “хозяев жизни” он бы с превеликим удовольствием за можай загнал, да руки коротки, вот трусливый сморчок и отыгрывается на ком может. Он ведь на понт тебя берет и шьет дело из липовых улик. Но даже если бы у него были железобетонные улики, следователь обязан вести себя корректно, уважая твои права и не унижая твое человеческое достоинство. Его задача — собрать доказательства, что ты совершила преступление. Не больше. Если он опять начнет давить на психику, напомни ему норму римского права: “Onus probandi” — обязанность приводить доказательства.

— Понимаешь, Ал, внешне Прохоров держится в рамках, голоса не повышает, явно не оскорбляет. Но то, как он говорит, как комментирует мои ответы, переиначивая их, — для меня унизительно. Оскорбить женщину можно не только ругательством, но и взглядом, грязным намеком, ехидным или необоснованным замечанием, верно?

— Верно, дорогая, — кивнула подруга. — Следователь обязан уважать твои права личности. Не его собачье дело оценивать твой моральный облик. Тоже мне, Custos morum — блюститель нравов. С кем спать — дело твое, адюльтер — не уголовное преступление. Если этот пакостник сует свой нос в твою койку больше, чем положено в рамках данного расследования, — то это вмешательство в частную жизнь. Если его обвинения бездоказательны — это клевета. Оскорбительными замечаниями следователь причиняет тебе моральный ущерб. Пока суд не признал тебя виновной — ты невиновна. Пусть ищут доказательства. Это не твоя головная боль — доказывать, что не ты убила. Этим пусть они свою башку озадачат и докажут, что ты — убийца. А на данный момент ты — законопослушная, свободная, честная гражданка, достойная уважения и соответствующего отношения, не поражена в правах, находишься под защитой Конституции, имеешь право на защиту своей чести и достоинства, можешь отказаться отвечать на вопросы следователя без адвоката. Пора уже выдавливать из себя раба, но не по каплям, как говорил Чехов, а сразу. Забудь рабские привычки совковых времен, когда в любое госучреждение граждане входили согнувшись буквой Г и заранее были готовы, что там об них будут вытирать ноги. Пойми самое главное — никто не имеет права унижать твое человеческое достоинство и наносить тебе моральный ущерб, в том числе и следователь, в противном случае ты можешь подать в суд, и я не сомневаюсь, что выиграешь. До тех пор, пока тебе не вынесен приговор, к тебе должны относиться как к невиновной.

— Следователь выдвигал версию, что ты или я наняли киллера.

— Дурак он, и уши холодные! — хмыкнула Криминальная леди. — Ментовские остолопы никак от своих стереотипов не избавятся. Им всюду мерещатся заказные убийства. Подготовят общественное мнение, что раскрыть заказняк невозможно, — зачем же надрываться?! — и папку с глухарем в архив. Кстати, подруга, я подкинула Прохорову идею насчет той девицы, которая на Костиных похоронах сверлила тебя убийственным взглядом. И Мирона озаботила, чтоб выяснил, кто такая и почему была готова тебя живьем сожрать.

— Как-кая девица?.. — У Лары перехватило дыхание.

— Мать, да ты в своем уме? — уставилась на нее Алла.

Лариса молчала, глядя на подругу с каким-то неописуемым выражением. Внезапно появилось ощущение, будто на нее навалилось нечто объемное и тяжелое, оно придавило ее, не давая возможности вздохнуть полной грудью. Если ужас можно измерить по десятибалльной системе, то сейчас на нее обрушились все десять баллов. Словно ее внезапно хватил удар, парализовал и лишил воли, способности двигаться и разговаривать, а все жизненные процессы в организме приостановились.

— Ну что ты смотришь на меня, как кролик на удава? — Алла покачала перед ее лицом рукой. Ноль реакции. — Старуха, ты живая, а? С чего ты в ступор-то впала? Эй! — Она пребольно ущипнула подругу за ляжку, и та вздрогнула. — Ну вот, хоть какое-то шевеление, а то я уж перепугалась, что ты помрэ. Ты меня слышишь, старушка? Кивни или мигни, если слышишь.

Лара кивнула, потрясла головой, зажмурилась, потом открыла глаза и уставилась на Аллу уже более-менее осмысленным взглядом.

— Объясни, с чего ты впала в анабиоз? Чем я тебя так напугала?