Любовь требует жертв…

— Ясненько. Клиент созрел. Согласно закону всемирного блядства, беды обычно приходят парами и приглашают следующую парочку неприятностей, а те еще — и так до кучи.

Хозяйка разлила напитки, подруги чокнулись и выпили.

— Печалиться одной приятно, но гораздо приятнее поделиться — тогда ноша вдвое легче, — подбодрила Алла гостью еще одной ироничной фразой. — Ну, давай колись.

— Алка, это я убила Костю, — еле шевеля непослушными губами, призналась Лариса.

— Да мне это давно известно, — усмехнулась верная боевая подруга. — А посвежее новости есть?

— Ты все знала?

— Конечно.

Взяв что-то со столика, Алла жевала, снисходительно глядя на подругу, как смотрят взрослые на детей.

— Когда ты догадалась?

— Да с самого начала.

— Но почему?

— Во-первых, больше некому. Во-вторых, у тебя есть пистолет, и именно “ТТ”, а Костю замочили как раз из тэтэшника. В-третьих, я видела твою тачку в тот вечер.

— А ты какого черта там ошивалась? — опешила Лара.

— Может, за тобой следила, как бы ты еще кого не шлепнула? Больше одного убийства за вечер — это уже дурной тон. Настоящие леди так не поступают.

Алке только бы хохмить, ведь в убийстве обвиняют не ее.

— Почему же ты молчала?

— А чего говорить-то? Подумаешь, великое дело — моя любимая подружка расшлепала какого-то мальца! Значит, так было надо. Может, Костя тебе очень надоел или жениться на тебе хотел, а ты сопротивлялась и в порядке самообороны его пристрелила, чтоб не мучился напрасными надеждами.

— А если я не убивала?

— Да? — удивилась верная боевая подруга, продолжая беспечно улыбаться и жевать. — А сама только что сделала чистосердечное признание... Мне понравилось быть в роли исповедницы. Нужно стремиться совершать такие грехи, которым будут завидовать, — родила она перл в тему. — Лично я завидовала тебе от всей души. Достойный поступок — наказать предателя.

— Алка, кончай хохмить, дело серьезное!

— Да ладно, подружка, не переживай ты так, а то, не дай бог, в обморок сейчас хлопнешься. Даже с лица сбледнула... Мать, да ты в себе, а? Может, послать Толяна в аптеку, а то что-то мне не нравится цвет твоего лица.

Ларисе действительно было плохо. Кончики пальцев левой руки онемели, под левой лопаткой разлилась невыносимая боль, в груди давил тяжелый ком. Алла открыла дверь и что-то приказала своему верному оруженосцу. Вернувшись к подруге, с деланно беззаботным видом предложила:

— Давай-ка, мать, расширим сосуды. На хрен эти твои коктейли — джин с тоником!

Она налила большой бокал коньяку и поднесла к губам подруги.

— Давай, давай, пей, как лекарство. А то еще окочуришься во цвете лет.

Лара не любила коньяк, но Алла прижала к ее губам бокал и заставила выпить до дна.

— Ну, теперь точно будет результат. Говорят, миром управляет любовь, а на взгляд некоторых, коньячок гораздо успешнее поправляет настроение и вращает земной шарик намного быстрее. Давиться и глотать коньяк — это, конечно, моветон. Закусывать лимончиком, как придумал наш убиенный царь Николаша, — тоже. Напиток надо смаковать, лелеять во рту... Тебе, подруга, пора всем этим азам учиться. А ты пьешь джин с тоником, как дешевая американская шлюшка.

Пока подруга болтала, Лариса пришла в себя. Сердце перестало ныть, и онемевшая рука свободно задвигалась. Верная боевая подруга сидела напротив и встревоженно глядела на нее.

“Господи, ну что я про нее напридумывала! Алка за меня переживает, всегда выручает, а я впала в беспочвенную подозрительность и готова обвинить ее в подлости и корысти... Разве можно перечеркнуть три десятка лет бескорыстной дружбы! Вечно я кидаюсь из крайности в крайность...” — казнилась Лара.

Она протянула вялую руку к столику. Алла угадала ее желание и тут же протянула прикуренную сигарету.

— Вся беда в том, что я плохо помню тот вечер. На следствии со страху что-то врала, а сейчас хоть убей — не помню, что делала в тот день. Мать, мне страшно до дрожи. У меня бессонница, галлюцинации, кошмары снятся, слышу шаги, лопаю снотворное. Какие-то обрывки воспоминаний. Даже не воспоминания, а ощущения — темное облако, которое меня обволакивает, надо мной размытое пятно с неясными очертаниями, и от него идет угроза. И навязчивый кошмар — убитый Костя, кровь, он протягивает ко мне руки, упрекает. И все это повторяется чуть ли не каждую ночь. Днем я понимаю, что всего лишь нервы расшатались, но ночью, когда я в комнате одна, это вселяет такой ужас... Совершаю какие-то поступки, о которых потом не помню, забываю, о чем говорила с людьми... Подруга, я уже ничего не понимаю... То ли я убила Костю, то ли не я...

— А кто ж тогда?

Лариса подняла голову и посмотрела ей в глаза:

— Алка, а может, ты?